Эдуард Лимонов - Монета Энди Уорхола (рассказы)

Я собирался ему ответить, но дверь отворилась, выпуская пару, и Рыжий схватился за дверь. Черные впереди, мы за ними, оказались внутри зала. Зал был набит битком.

— Ужас! — воскликнул я. — Столько людей! Проторчим до вечера…

— На хуй нам ждать, мы джентльмены, — засмеялся Рыжий. — Счас я найду Шанталь, и она все сделает. Все, что в ее власти, во всяком случае.

В белой кофточке, большие серьги-креветки качаются с мочек ушей, Шанталь рассмотрела мои документы.

— Çа va, [23] Çа va (фр.) — Порядок. Хорошо. — сказала она Рыжему, а не мне. — Я сделаю ему документ до июля, а в июле он придет ко мне, и я попытаюсь сделать ему что-то более солидное.

— Согласен, старичок? — спросил Рыжий и, протянув руку в окошко, потрепал префектурную девушку по щеке.

— Artiste-peintre, ты забыл, что мы в общественном месте, — рассмеялась она и встала. — Они все такие там у вас в УэРэСэС? — обратилась она ко мне.

— Нет, — сказал я, — такие, как он — исключение.

— Я догадывалась. В следующий раз вы принесете мне справку от percepteur [24] Percepteur (фр.) — тот, кто собирает налоги. о вашем финансовом положении, и я смогу…

…Она объяснила мне, кто такой percepteur и где его искать… Через сорок минут, когда мы вышли вместе с Шанталь в кафе на углу рю Сан-Жак, в кармане у меня уже лежал розовый документик recepissé. Акт коррупции был закреплен чашкой шоколада и сэндвичем «крок-мсье» для Шанталь, безалкогольный Рыжий съел сэндвич «жамбон», запивая его томатным соком, и только я выпил два бокала белого вина. Когда Шанталь ушла в префектуру, тяжело поколыхивая сильным телом, Рыжий сказал мне:

— Вот видишь, старичок, с низов надо начинать. Шарм использовать. Мы ж не негры какие-нибудь, симпатичные белые люди… Она замуж собирается. Правильно делает. Красавицей ее назвать нельзя…

— Ты, что ли, красавец? — заметил я.

— Не, я не об ее достоинствах, а о том, что работа в префектуре собачья… никакого юмору, старичок… Поверишь ли, я иногда захожу к ней просто попиздеть, развеселить ее. Ей в деревне надо жить, чего она в город приперлась… — Рыжий стал разворачивать свою теорию.

Пошел дождь, и запотели вдруг стекла кафе.

— Подаришь ей книжку, — приказал Рыжий, когда мы расходились.

В июне я получил письмо от «технического советника» Министерства d'Intérieur с сообщением, что он будет счастлив меня «принять 5-го июля в 15:30, бульвар де Пале, эскалье И с точкой. Вооружитесь паспортом, временным titre-de-sejour, тремя фото, доказательствами вашего адреса и ресурсов. Мадам Дэферр просила меня помочь вам, мсье». Подписана бумажка была фамилией… что-то вроде ПэТэТэ или Телеком…

У входа в номер 9 два вооруженных полицейских мою бумажку осмотрели. Сказали, чтоб во дворе я пошел направо. Я, вдохновленный их оружием, пошел, куда сказали, к подъезду И с точкой, у входа в него за щитом из непробиваемого пластика стояла дама-полицейская в непробиваемом для пуль жилете и самец в таком же жилете. У них что-то намечалось. Они ждали высадки вражеского парашютного десанта? Мне захотелось пошутить, сказать что-нибудь остроумное, вроде: «Что, русские уже пришли?», но вспомнил, что с полицейскими при исполнении служебных обязанностей лучше не шутить.

— ПэТэТэ/Телеком? — вопросили они. И каждый обстоятельно прочел бумагу мою, ни хуя в ней не поняв. Так мне показалось.

— Ты знаешь такого? — спросила дама самца.

Он лениво покачал головой. И они отдали мне бумагу…

— Что же мне делать?

— Войди, спроси, — лениво предложил пуленепробиваемый самец.

В демократии, разговаривая с вооруженным мужчиной, ты не имеешь права выругаться. На хуя же они отняли у меня мои пять минут, если… Я вошел в подъезд И с точкой. Там были еще дама и мужчина в полицейской форме плюс телефон. И эти тоже ничего не знали, то есть не знали, в какое бюро мне идти, распрекрасный ПэТэТэ/Телеком указал все, кроме номера бюро. Я начал бормотать: «Мадам Дэферр… мадам Дэферр», желая смутить спокойствие пары, и, переглянувшись, они решили воспользоваться телефоном. Победа! Вскоре они услали меня на третий этаж в эскалаторе. На третьем по обе стороны от эскалатора я увидел две двери. Какая моя? Одна отворилась, и три типа вывели одного типа, не в наручниках, но явно арестованного. На его роже было написано, что он не свободный человек и ожидает от судьбы самого худшего. Мне тоже сделалось тошно, потому что я легко впечатляющийся человек. Бывший поэт, что вы хотите…

Я открыл другую дверь. Там оказался коридор и сидел на столе задницей бегемотище в цивильном костюме. Он заглянул в мою бумажку и оглядел меня подозрительно.