Эдуард Лимонов - Убийство часового (дневник гражданина)

Коллаборирующих с демократией, разрушителей благополучия и мира внутри своих стран, их принимают с помпой, тщательно охраняют. Синхронно переводят, дабы они могли обменяться идеями разрушения. Маленьких квислингов марионеточных «демократических» режимов премировали поездкой в жирный Париж и вниманием прессы, радио, теле. Им аплодировал забитый буржуазией амфитеатр.

По контрасту, Ярузельского и (еще в большей степени) Алксниса обходили как париев и пресса, и холеные организаторы форума. Алкснису дали слово предпоследнему. (Полковник произнес резкую и сильную речь. Рефреном в ней звучало: «А судьи кто?» Имелось в виду, что Запад не имеет морального права судить Восточную Европу и Россию, будучи сам криминален.) К этому времени ленивые журналисты почти все покинули скамьи «Прессы». Последнему дали слово Хорхе Семпруну, бывшему министру культуры Испании, испытанному демагогу, дабы он заглушил впечатление от речи Алксниса.

Я спустился с журналистских скамей на сцену и стоял с Алкснисом, ожидая, пока он соберет со стола бумаги, мы должны были уйти вдвоем. Раздвигая людей на сцене, к Алкснису пробрался генерал Ярузельский. «Я много слышал о вас, полковник, и хочу пожать вам руку», — начал Ярузельский по-русски. Поляк Ярузельский приветствовал «государственника» Алксниса, лидера, выступающего за сильную русскую государственность. Коллаборационисты наблюдали сцену с отвращением.

Дорога на Загреб пустынна. Нас в машине (на ветровом стекле надпись: «Пресса») — трое. Фотограф Кокович, переводчик Маркович и я. По радио грустный голос поет: «Сербы, хорваты, хочется до хаты…» Мосты охраняются солдатами. Плоские поля тронуты снегом. У платного турникета солдаты в различных формах обыскивают машины из Боснии.

Сворачиваем с автострады на местную дорогу на Шид. За бронированой санитарной машиной въезжаем в Шид и оказываемся в 1941 году. Солдаты повсюду. Военные автомобили, траки, бронетранспортеры. Солдаты стоят, идут, группами и поодиночке. Горчичные армейские шинели, маскировочные, кляксами, униформы… Страна солдат и оружия.

Долго ищем пресс-центр. Он в здании радио Шида. Никто не знает, где оно. Фотограф, он же шофер, ругается. Нас останавливает военный патруль. «Везете оружие? Куда вы едете?»

Находим пресс-центр. В комнате за длинным, покрытым зеленым сукном столом — десяток военных. И почему-то почти черная девушка в розовой кофте. На погонах шефа пресс-центра — четыре звезды. Он похож на молодого Жана Жене. На вид ему лет 25. Оказывается, нет, — 33 года. Узнав, что я — французский журналист, русский, капитан делается добрее. У Марковича — день рождения, нам наливают по рюмке ракии.

Пока нам отстукивают на пишущей машине военный пропуск — «дозволу», капитан спрашивает меня: «Как вы думаете, третья мировая война уже началась, здесь, у нас?» У меня нет ответа. У него тоже нет.

Нам дают резервиста с автоматом. Его зовут Зарко Михич. Солдат усаживается на переднее сиденье. Фотограф, смеясь, говорит, что меня принимают как «амбассадора» (посла). И что такая честь мне оказывается, очевидно, потому, что я русский. Следуя за конвоем военных грузовиков, выезжаем в направлении Вуковара.

Село Товарник. Церковь без головы, разрушена еще в августе. Танк с югославским флагом. Бронетранспортеры. Стены домов обрызганы тысячами осколков и пуль. Через каждые пять-десять минут нас останавливают патрули и проверяют документы. У нашего солдата тоже. Быстро едем через лес, где еще недавно прятались (так нам говорит наш солдат) снайперы.

Село Сотин. У дороги — неожиданно — яркий пляжный зонт, под ним стол и несколько ржавых железных стульев. На одном — плюшевый крупный бело-розовый медведь — солдатская незатейливая шутка. Повсюду вдоль дороги — костры, греются замерзшие солдаты. Минус десять — ненормальная температура в декабре на Балканах. Нас останавливают уже через каждые полсотни метров. Патрули теперь смешанные: армии и территориальных отрядов добровольцев. Я заметил мощного, бородатого, в кожанке, сапогах и папахе четника.

Вуковар. Руины, развалины, руины. Мертвые улицы. Десятки бульдозеров, толпы солдат расчищают проезды. Мы выходим и фотографируем. К нам бежит офицер, машет руками: «Нельзя!» Через сотню метров находим другого офицера, выше званием, он разрешает. Мы имеем право, в «дозволе» написано, что нам разрешается фотографировать в зоне боевых действий.