Эдуард Лимонов - Лимонов против Жириновского

Даже стилистически Владимир Вольфович изъясняется на характерном языке. С национальными интонациями и оборотами. Вот он объясняет калифорнийской газете «Панорама», что у ЛДПР

«четкая политическая направленность: умеренная право-центристская партия. Допустимый предел: двадцать градусов правее центра. Ни двадцать пять, ни девяносто, а только чуть-чуть правее».

А вот великолепный еврейский парижский писатель Кирилл Флейшман рассказывает о своем персонаже, который

«никогда не выезжал из Парижа. Не только из четвертого округа, но даже на сотню метров влево или вправо, на север или юг из его дома, на углу улицы Карон и площади Базар Святой Катерины».

Похоже, правда ведь? Действие рассказов Флейшмана происходит в еврейском квартале в Париже. Симпатичные фольклорные «мешугены» населяют его книжку «Свидание у метро Сент-Поль»: это и веселый жулик Техниский, владелец магазина электротоваров, продающий неработающие телевизоры; интеллектуал фармацевт Золотов, мечтающий поставить «Гамлета» на идиш, председатель ассоциации еврейских поэтов Преверман. Нашлось бы среди них место и Владимиру Вольфовичу.

Причудливая смесь Хью Лонга и персонажа еврейского фольклора Владимир Вольфович Жириновский еще и советский человек. А советский человек так или иначе всегда немножко жлоб. За жаргонным словечком этим (в Америке жлобов называют «рэд нэк» — красная шея, во Франции — «плук») скрывается сырой недоделанный человек, широко распространенный тип.

Вот Владимир Вольфович мечтает в «Броске»:

«…У каждой семьи будет дом, какой он хочет, — в большом и малом городе, в кишлаке, в ауле, в тропиках, в лесу, на склоне горы, и в этом доме будут те, кого вы хотите. Одна жена или три, или ни одной. Один ребенок или десять. У вас могут быть коровы к овцы или научные приборы».

Своей склонностью к библейским перечислениям предметов, пейзажей и явлений природы Владимир Вольфович сближается с русским национальным поэтом Иосифом Бродским, а «коровы и овцы или научные приборы» выносят его в категорию жлобов. Вместе с иностранными языками, которыми он владеет. Якобы.

Гитлер… Ишь ты куда хватили…

«Нельзя полностью избавить человечество от болезней. Мы всегда будем простывать, это будет называться ОРЗ, грипп, тонзиллит, фарингит. Конфликты неизбежны все равно. Как нельзя избежать конфликтов между мужчиной и женщиной. Мы никогда не сможем сделать счастливыми всех без исключения. Чтобы все женщины вышли замуж, чтобы все мужчины женились, и у всех были дети, и все они были живы и здоровы. Этого не получится никогда.»

— этот текст (стр.127 «Последний бросок на юг») так далек от текстов фюрера, как коровье мычание от членораздельной человеческой речи. Даже для районной многотиражки в глухом медвежьем углу в тундре подобный текст был бы оскорбителен.

Но это не все, читатель. В своем поведении, во всех своих проявлениях вышеописанных Владимир Вольфович Жириновский может быть охарактеризован и как тип исторический. Какой?

Историк и филолог Александр Михайлович Панченко в диалоге с Львом Гумилевым в книге «Чтобы свеча не погасла», пишет о времени после смерти Ивана Грозного так:

«Тирания не только разорила страну, она ее развратила. Ставка на худших, воплотившаяся в опричнине, удалила от власти порядочных людей, а худших делала еще хуже. (При вступлении в «сатанинский полк» было обязательным клятвенное отречение от родителей, то есть прямое нарушение пятой заповеди.) Ложь стала поведенческим принципом тех, кто хотел «выбиться в люди», и это выразилось в самозванстве». /…/ «В Смуту одновременно подвизалось до десятка самозванцев. Никто не верил, что все они подлинные царевичи. В лучшем случае верили одному, а от всех других открещивались. Самозванство интересно с социальной точки зрения (низы пришли к мысли о соперничестве с властью, но в этой же монархической оболочке)».

Без сомнения, сталинская диктатура и диктатура КПСС развратили страну Россию не менее, чем сумасбродное правление Ивана Грозного. Ложь была поведенческим принципом тех, кто хотел «выбиться в люди», и членство в КПСС было в известной степени вступлением в опричнину, пусть и в легких формах после смерти Сталина.

«Самозванство», — пишет далее Панченко , — незаконнорожденное дитя опричнины, хотя их, если не ошибаюсь, никто не сопоставлял и не связывал. Для тех и других становится недействительным отречение от дьявола, которое совершается в таинствах крещения и миропомазания. /…/ Он неизбежно оказывается в бесовских сетях, то есть в сфере зла. Все это азбука православия, и каждый опричник, каждый самозванец не мог сомневаться в том что душу погубил (ибо тогда еще верили в бессмертие души). Ему уже нечего было терять».