Эдуард Лимонов - Смрт (рассказы)

Уже не помню, кто меня отправил в Черногорию. Может быть, молодые социалисты из партии Милошевича, может быть, националисты из Сербской Радикальной спилки Воислава Шешеля. Вижу себя в брюхе небольшого самолетика. Самолетик болтает как щепку над Балканами. Самолетик набит до упора, как мешок, завязанный под самые края, что вот-вот лопнет. Среди пассажиров — солдат и крестьян — выделяется худой, гордо несущий голову священнослужитель в черном. Его сопровождают несколько священников. Аскетическая внешность священнослужителя впечатляет.

Поболтавшись четыре часа в воздухе, мы опустились на аэродром в Подгорице. Совсем недавно этот город назывался Титовград. Меня там должны были встречать представители писателей Черногории, но встречал только водитель: хмурый человек неопределенной национальности. Позднее выяснилось, что он албанец. Он домчал меня до отеля «Чорна Гора». Все, что я понял, — что в городе очень холодно. Пар изо рта даже не подымался, а, казалось, замерзал надо ртом. Поскольку была ночь, я увидел невысокий и длинный барак отеля. Луну над ним. Чувствовался зимний ветер. Вот все, что я понял, идя за водителем из машины в отель и через вестибюль к конторке ночного портье. Портье был сербский старик с седыми усами и лысиной. Своим видом он меня успокоил. Нашел мою фамилию в списке заказов и проводил до двери моего номера. Видимо, ему было «скушно». Узнав уже у моей двери, что я видел освобожденный в ноябре город Вуковар, старик едва не прослезился, и, если бы я не проявил волю, заявив, что очень хочу спать, он бы осаждал меня расспросами до утра. Дело в том, что у него в Вуковаре погибла сестра.

Я ушел спать, и правильно сделал. Потому что в восемь без пятнадцати утра меня разбудил гостиничный телефон. «Кто?» — подумал я. Я никого здесь не знаю. Я бешено хочу спать. Я набросил одну из подушек на телефон. Но его все равно было слышно. Потом стали стучать в дверь. И кричать на разных языках. Я различил три: французский, русский и сербский. На всех называли мою фамилию. Пришлось открыть. За дверью стояла толпа бородатых мужиков. Они были похожи на разбойников.

Отрекомендовались они как черногорские «писцы», т. е. писатели. Сказали, что очень рады прибытию в Черногорию русского «писца». Что извиняются, что разбудили меня, но они ждут меня внизу в баре.

Вздыхая, я оделся и спустился вниз, не выспавшийся. Бар, мне указали, оказался внушительного размера помещением со многими столиками. Картина, представшая мне в утренний час в баре отеля «Черногория», могла быть жанрово определена как находящаяся ближе всего к картине Репина «Запорожцы пишут письмо турецкому султану». Один из них действительно что-то писал, время от времени бросая вдохновенные взоры на всех остальных. Может быть, стихи. Все они были бородатые, а не только те, которые подымались к моей двери. Почти все они пили сливовицу. Большинство их пили сливовицу и кофе. Их было на первый взгляд человек десять. На последний — оказалось, их было девять. Подавляющее большинство из девяти выглядели очень пьяными. Сидели они кособоко и все время рычали что-то официанту, который, впрочем, их вовсе не пугался, а делал свою работу размеренно, посылая относить им напитки двух девушек. (Девушки не отличались разительной красотой, из чего я сделал умозаключение, что если в Сербии девушки в большинстве своем красивы, то в Черногории они «так себе». Что и подтвердилось впоследствии.)

Самый с виду ужасный из «писцов» и самый пьяный усадил меня за стол, где он сидел с чуть менее пьяным человеком с длинными, как у Алексея Толстого, волосами, с острыми усами и бородкой, как у кардинала Ришелье. Я интуитивно правильно привлек сравнение с французским кардиналом. Впоследствии оказалось, что остроусый, кончики усов загнуты вверх (как у меня сейчас), — профессор французской литературы. Вот это правильно! — подумал я. Надо выглядеть тем, кто ты есть, и не вводить в заблуждение граждан.

Не спрашивая меня, они прорычали официанту мой заказ, и через минуту я оказался перед полустаканом (грамм сто было в нем) сливовицы и чашкой кофе. Как человек бывалый, я понял, что деваться мне от них некуда, нужно было лишь скорее довести себя до состояния, в котором они находились. Потому, отпив пару глотков кофе, я встал и сказал: «Для меня большая честь — оказаться в компании черногорских писцов и интеллектуалов. Я пью за вас, православные братья!» Я стукнул свой стакан о стаканы двоих моих соседей, в сторону других я лишь приподнял свой стакан. Затем я его выпил одним духом. И увидел на их лицах, что акции мои повысились. Подпрыгнули, как Доу Джонс в начале очередной американской агрессии.