Эдуард Лимонов - Книга воды

— Эд! Это Тосик Алиев! Это мой новый муж! Я ушла от Виктора! — Покончив с мужьями, Елена лихо переходит к делу: — Тосик, ты все можешь, мы бездомные, не можем номер достать, все занято.

— Идите с женой к нам! — говорит Тосик. — Идите, идите, я сейчас договорюсь тут с ребятами. Тут всегда занято.

— Паспорта оставить? — спрашивает Елена.

— Паспорта потом отнесете.

Мы берем вещи и движемся за женщиной и девочкой. Нас никто не останавливает в дверях, хотя останавливают даже иностранцев.

Году в 99-м или в двухтысячном, кажется, в «Совершенно секретно» или в «Версии» я обнаруживаю фотографию: Лена, я, толстый армянский юноша, злая куцая девка, Тофик Алиев и его жена стоим в черноморской волне на фоне отеля «Жемчужина». Лена — толстая, на ней шапка, на боках складки жира. Я — мускулистый и черный — выгляжу среди них как солдат среди сибаритов. Я обведен кружком, и ко мне ведет стрела. А Тофик Алиев (не Тосик, как его ошибочно называла Елена), оказывается, был тогда один из первых российских больших мафиози. Чуть ли не крестный отец мафии того времени. Статья на добрых три или четыре полосы газеты вся посвящена ему. Говорит он в интервью и обо мне, вспоминает отдых в Сочи.

В 1974 году я знал, что он крупный «цеховик», как тогда говорили, деловой человек и криминал, но не подозревал, что такой крупный. Я рад за него. В то лето Елена успела меня отлично помучить, шпыняла меня всеми неуменьями, которые умел Виктор и вот не умею я. Тофик Алиев меня защищал и объяснял, что Эдик — молодой еще человек, — научится. Мне было ясно, что взятки давать я никогда не научусь, но Тофику я был благодарен. С ним в компании мне не надо было ничего устраивать, все устраивалось само: к столикам в ресторанах с ним вели немедленно, шашлыки жарили скоро, вино было лучшим, и бандиты-конкуренты нам не досаждали. Помимо этого он был, может быть, единственный, кто не воспринимал Елену, он был влюблен в свою молодую жену, и его девочка доставляла ему радость. Что мне доставляло радость в то последнее лето в России? Не Елена, так как мы быстро подхватили с ней какую-то легкую венерическую гадость, по всей вероятности на пляже, и лечились. «Жемчужина» тогда даже еще не была достроена, прямо лифтом можно было спуститься вниз и по пахнущему бетоном коридору выйти на пляж. Там едва успели снять с бетона доски, на то, чтобы уложить плитками коридор, не хватило времени. В «Жемчужине» половина населения были иностранцы — из соцстран по большей части, конечно. Но случались и группы настоящих туристов из капиталистических стран. Так, например, фотографию, попавшую позднее в газету «Версия», сделал француз, носатый любовник злой худой девки на той же фотографии. Сегодня той девке должно быть лет пятьдесят пять, так как пишу я эти строки за два дня до 22 июня, а 22-го Елене должен стукнуть 51 год, а девка эта была ее старше. Об иностранцах я тут упомянул недаром, так как мы считали с Еленой, что подхватили свою легкую болезнь от них, полежав на лежаке или посидев на пластиковом стуле под грибком. Удовольствие же мне доставляли на пляже «Жемчужины» бармены. Там делали просто сногсшибательный мартини. Поселившись позднее в капстранах на целых двадцать лет, я редко где пил такой мартини. Разве что на одном ирландском пикнике в Нью-Йорке. В Елену все были влюблены, нелегко было быть ее мужем. Меня старались, по кавказским традициям, споить, а жену трахнуть где-нибудь. Особенно тяжело было участвовать в нескольких поездках в горы, где шло дикое пьянство и обжорство на открытом воздухе, вокруг костров, с шашлыком. Но я справился: выпил канистру водки, но очнулся в постели в «Жемчужине» с женой.

Вода в Черном море была в то лето горячая. Француз, его худая стерва, я и Елена съездили на спортивном автомобиле француза в Гагры и хотели доехать до Сухуми, повеселиться там несколько дней и вернуться в «Жемчужину». По дороге, однако, они страшно ругались, безумная русская девка с облупившимся носом стала выдирать у француза руль, и чуть южнее Гагр мы резко развернулись и помчались обратно. Случилось это не доезжая местечка Гудауты. За 18 лет до 1992 года. Из будущего — нет, не пробилось ко мне ни одного сигнала. Не стану лгать. Ничего не почувствовал. Призраков свиней на скоростной дороге в Гаграх не видел, заросших полями пляжей не видел.

В Сочи нас ожидала открытка от матери Елены: она сообщала, что ОВИР прислал нам оповещение: нам разрешено выехать на ПМЖ из России до 30 сентября. Мы взяли билет на теплоход Сочи—Ялта и, пьяные, провожаемые пьяными, загрузились в теплоход. Из Ялты безумный шофер в кожаной куртке помчал нас на бешеной скорости и за бешеные деньги в Коктебель. Я хотел показать Елене то, что знал сам. И похвалиться Еленой перед Марьей Николаевной. Елена была мой военный трофей, мой захваченный город, только так я ее и рассматривал. Уже к концу следующего, 1975 года у меня отобьют мой захваченный город. Я об этом не догадывался. Но если бы и догадывался, что ж, удовольствие от захвата городов так велико, что надо их захватывать, даже если у тебя отберут их потом.