Эдуард Лимонов - Моя политическая биография

30 апреля в моей тюрьме по радио «Маяк» вечером я услышал чудовищный по жестокости приговор: Соловей и Журкин были приговорены к 15 годам лишения свободы, а малолетка Гафаров, в момент совершения «преступления» ему было 17 лет, получил 5 лет лишения свободы. Во многом благодаря совету старшего брата ФСБ, борющегося против интересов русского народа. Ложная концепция внешней политики, практикуемая правительством президента Путина, исходит из того, что не следует раздражать соседей, захвативших в качестве заложников миллионы русских. ФСБ послушно проводит в жизнь эту концепцию. НБП выступает за активное вмешательство во внутренние дела тех соседних стран, в заложниках у которых оказались наши русские люди. Мы считаем, что следует бороться, давить, выбивать права для русских. С недавних пор Российское государство стало бросать нас — сторонников этой концепции борьбы за права русских — в тюрьмы.

Хронологически следует вернуться назад. В апреле 2000 года я поехал на Алтай. Как полагается высокопоставленному путешественнику, я начал сверху. Я зашёл в Госдуму (у меня был временный пропуск) и без звонка ввалился в кабинет Михаила Ивановича Лапшина, депутата Госдумы от Республики Алтай. Я поздоровался, извинился и сообщил, что собираюсь отдохнуть на Алтае, никого там не знаю и был бы очень благодарен Михаилу Ивановичу, если бы он рекомендовал мне, к кому обратиться на Алтае. «Весь Лимонов тут, какой он есть, — сказал Михаил Иванович, обращаясь к группе мужиков, скопившихся в его кабинете, — вваливается тут, требует и едет на Алтай в самый сезон энцефалитных клещей». Лапшин дал мне телефон Сергея Николаевича Гречушникова. «Сходишь к нему в Усть-Коксе. Он там глава администрации. Он поможет».

Я взял с собой двух национал-большевиков: Сашу Бурыгина, майора из Электростали, своего охранника белокурую бестию Николая, и сел в поезд. Через Новосибирск мы приехали в Барнаул, где нас встретили наши национал-большевики, — белобрысый Женя Берсенев, журналист, добродушный, часто моргающий тип, и Юра Абрамкин. Был очень поздний вечер, мы едва успели на последний троллейбус и долго плелись через весь тёмный город к Берсеневу домой на улицу Попова. Там мы улеглись спать.

В Барнауле мы пробыли несколько дней. Выяснилось, что апрель — далеко не лучший сезон для поездки в Горный Алтай. Выяснились ещё и расстояния. Расстояния исчислялись в 600 и более километров на юг от Барнаула. В конце концов мы познакомились на квартире у Юры Абрамкина с двумя проводниками по Алтаю. Одним из них был Виктор Золотарёв, его порекомендовал мне Берсенев. Второго — приличного седовласого спортсмена — порекомендовал отец нацбола Юры — Геннадий Петрович. Мы выбрали седовласого спортсмена, потому что у него был автомобиль. У Виктора автомобиля не было. Спортсмен отвёз нас в село Амур к своим знакомым. Бывшая учительница Галина Ивановна Беликова нашла нам дом для жилья — нефункционирующую пасеку в восьми километрах от села Амур. Там, в спартанских, но сносных условиях, жарко топя печку «буржуйку», мы прожили несколько недель. Окружены были первосортной алтайской экзотикой. У жеребёнка волк выкусил кусок брюшины, и жеребёнок должен был умереть, бегали маралы и лисицы, пастухи-алтайцы приезжали на наш дым и клянчили водку. Я съездил к Гречушникову — к нему надо было пилить ещё километров пятьдесят по той же дороге в Усть-Коксу. Нашёл его осторожным мужиком-администратором, как и полагалось. Село Усть-Кокса — районный центр — было густо населено, в нём проживало от 5 до 7 тысяч человек. В Усть-Коксе нас застали майские праздники. Автобусы и попутные автомобили не ходили, посему мы застряли в Усть-Коксе. Гречушников определил нас на жительство на турбазу к Владимиру Андреевичу Овсиенко. Турбаза представляла собой четыре деревянных дома на краю берёзовой рощи, если перейти через старый висячий мост через речку Коксу, идя от площади, где расположены здание администрации и здание универмага.

После праздников я немедленно отправился в Москву. В Москве я уселся и написал для издательства «Лимбус-Пресс» книгу воспоминаний — «Книгу мёртвых». Нельзя сказать, что мне так уж хотелось писать воспоминания. Это всегда грустное занятие, но мне нужны были деньги. Для того чтобы хотя бы частично обеспечить первичные нужды партии — в партию ведь сколько ни вложи, всё будет мало. Деньги мне были нужны и на газету, хотя я и ушёл с поста главного редактора в январе 2000 года, но я заботился о газете. И наконец, деньги мне были нужны для того, чтобы купить дом и участок земли на Алтае. Потому я мужественно пострадал месяц и сдал книгу. Я в своих воспоминаниях воздал должное уже умершим друзьям, недругам, писателям и музыкантам, как Сальватору Дали, так и Бродскому и десяткам других. И своему охраннику Косте Локоткову. Неприятных людей я назвал неприятными, отличных — отличными, талантливых — талантливыми, искусственно раздутых — искусственно раздутыми.