Inkoгnиto: Банк. Том 1

— Вот и я о том же. К тому же, спокойная работа на свежем воздухе с ненормированным днем может и результат хороший дать. А если нет, то что ж… Как говаривает молодежь: «Не догоню, так согреюсь»

— Уж ты-то, Семен, догонишь! Ладно, что за документация тебе нужна?

— Нужны данные по алгоритмам формирования ПИН-кодов и иных данных магнитной полосы кредитных карт. Именно там только цифры от нуля до девятки. На своих картах и сравню, все ли там правильно.

— Гм…

— Еще подумай о том, какая польза будет, даже если получится только частное решение! Считай, все оперативники без средств не останутся.

— Это идея тоже ох, как неплоха… Кое-кто будет просто счастлив, это уж точно! Ладно, попробую достать тебе документацию. Распечатка пойдет?

— Вполне! Лучше ее, чем глаза ломать.

— Как DES взломаешь — приходи!

Моркофьев выдал заранее подготовленный ответ

— Ну, если у меня все проверится, как надо, вы это точно узнаете!

— Молодцом! А то и возвращайся.

— Мда, с одной стороны, сразу видно, что работа тут у вас кипит, но с другой стороны я уже к жизни на пенсии попривык… Но пользу принести хочу! Хотя и обещаю, что из этого польза выйдет, но буду стараться…

— И это правильно! Подожди, будет тебе документация.

Ждать прошлось не так и долго. Вначале нужный документ платежной системы VISA быстро был найден. Великое множество компаний было бы не на шутку поражено тем, сколько их конфиденциальной документации находится на Лубянке… После распечатывания документ был прошит и проставлен штамп о разрешении выноса из здания. Хотя это и было простой формальностью, так как документация была явно не относящаяся к государственной тайне, однако порядок соблюдался строго и очень тщательно. Попрощавшись, Семен направился к себе домой и погрузился в чтение, решив, что поедет домой утром. А ты-то сейчас где? с удивлением подумал он. Вот оно как, уже жизнь на два дома получается, однако… Моркофьев заставил себя отвлечься и вернуться к прошитой распечатке. Документ был не то, чтобы интересным, но имел явно длинную и богатую историю. В очень многих примерах срок действия карты был январем 1987 года. С тех пор, очевидно, ничего не менялось, да, пожалуй, еще и раньше… Если срок действия 87й, то писали где-то в 86-ом, а то и раньше. Немало… Но я все-таки молодец! Как же ловко их провел! И говорила же мама в детстве о том, что надо говорить правду! Одну правду им и сказал, все четко! Вот только не совсем всю… Ладно, тут, пожалуй, все ясно, надо ехать, перетаскивать тестовые данные на суперкомьютер и пробовать. С этой мыслью Семен направился спать.

На следующее утро Семен вернулся в свой второй дом и убедился, что все было в порядке. Серега, хоть и шутя грозился в его отсутствие поломать половину мебели, был парнем даже очень разумным, а Маша живо приготовила второй завтрак. Прибрав все данные платежных карт в запирающийся ящик стола, Моркофьев начал медленно и очень тщательно перепроверяя каждую строку, писать программу для получения ключей шифрования на основе имеющихся у него данных по картам и алгоритмам. Дело это было достаточно муторным, но время у него имелось. Первая версия программы была готова к вечеру, Семен запустил ее на тестирование и свет слегка моргнул. Производительность была неплохой, но требовалось подготовить данные соответствующим образом, разделив карты по номерам, принадлежавшим различным банкам. В полученной документации имелось и принципы их разделения, но повозиться с этим тоже потребуется… Вечера стали наступать раньше, приближалось время отъезда и Сереги и Маши, и, хотя они будут появляться у него каждые выходные, но в доме станет намного более одиноко… Семен удивился тому, как же он успел привыкнуть к обществу, да и не то, чтобы своих одногодков, а намного более молодых людей, которые, на диво, отнюдь не страдали болтливостью. Впрочем… У него еще останется Ленка, за которой он будет заезжать пару раз в неделю, не все так плохо. С удивлением Семен подумал о том, что подобные чувства — это некая компенсация за его многолетнее внутреннее одиночество. Хотя… не так уж это и плохо — подумал Семен и направился в кухню после зова Маши на ужин.

Если Семен успешно заново привлекал к обществу, то отец Маши не менее успешно отвыкал от него. Юрка вначале даже удивился тому с какой легкостью его бывшие товарищи не только отказались от общения с ним, но и обрывали его попытки втихаря навести мосты — не будут же за ним следить каждую минуту, черт побери! Однако, его былые приятели обрывали все попытки повторного сближения, что сам Юрка считал признаками истинного товарищества. Они говорили ему, что, как настоящие друзья, не хотят портить ему такую малину и твердо отказывались от всех его предложений. Юрке было невдомек, что истинные истоки проявленного товарищества крылись в банальной жадности его приятелей. Он совсем не замечал того, что на каждой посиделке ухитрялся выпивать существенно больше своих собутыльников, так как всерьез спорить и получить по морде от человека Юркиных габаритов никто не решался, а ширина глотки у такого тела под стать размерам и водки в такую глотку вливается, соответственно, побольше. Бывшие приятели просто не на шутку боялись того, что их начнут заново «обпивать» в случае прокола Юрки и не делали ничего, чтобы этот прокол допустить. Так как подобная ситуация вполне устраивала обе стороны, Юрка привычно залезал в густые кусты в заброшенном парке, чокался пластмассовым стаканчиком со своим отражением в осколке зеркала и вел задушевные беседы сам с собой во время употребления прилежно поставляемой Ленкой паленой водки. Содержимое этих самых задушевных бесед являлось бы подлинным кладезем для специалистов множества профессий — от наркологов и психиатров до социологов и психологов. Впрочем, там вовсю поживились бы люди не только указанных специальностей… Обычные врачи заметили бы первые признаки заболевания почек, а, скажем, историки нашли бы целый пласт новейшей истории российского райцентра, потому что Юрка в своих разговорах сам с собой частенько вспоминал прошлое. Однако, множество профессионалов упустили свой шанс, потому что у них не было привычки бродить по заброшенному, изрядно заросшему и толком не ухоженному с советских времен парку в райцентре и прислушиваться к тихому голосу, доносящемуся из самых густых кустов. Конечно, к вечеру голос переставал быть тихим, а ближе к ночи из кустов начинало доноситься и пение, которое, впрочем, вряд ли заинтересовало бы композиторов, хотя многие филологи не на шутку взбодрились бы от того количества матерных слов, которые были, на удивление, чрезвычайно связно и рифмованно вплетены в тексты песен. Да и антропологи были бы не прочь, хотя бы и при свете луны, исследовать развалившееся пьяное тело неандертальца, которое в обычном состоянии могло бы и воспротивиться изучению, причем исследователь мог бы получить не только моральные травмы. Но все упомянутые и не упомянутые специалисты совершенно не знали о таких роскошных возможностях… Если и днем-то в парке мало кто шатался, что уж говорить про вечера и, тем более, ночи! Сегодняшним поздним вечером, переходящим в ночь, Юрка лежал, смотря в небо, считая вслух звезды, при этом совершенно не обращая внимания на то, что звезды в созвездии Ориона были посчитаны им уже раз тридцать, временами при этом напевая песню «Не снится нам не рокот космодрома» с некими нецензурными вкраплениями, и размышляя о том, как же здорово, что Ленка скинула ему цену и теперь хватает даже на более-менее приличную закусь. Да это же просто праздник какой-то!!! Конечно, почки у него временами начинали побаливать, но это все были мелочи жизни — не 20 же лет ему, в конце концов! Старость-то подходит, однако… Ближе к двум часам ночи Юрка подустал, допил третью бутылку, при этом чокнувшись и выпив со своим отражением за космонавтику, и, засыпая, вновь почувствовал благодарность к давней подруге своей жены, которая делала для него столько хороших и добрых дел. Знай Ленка об этой благодарности, она бы смеялась до колик…