Руслан Белов - Черный крыс

Лапидарно выражаясь, эта одна из вещей, наличие или отсутствие которой в обиходе отличает (отделяет) человека от животного или проще – один мир от другого, мой мир от его мира. И Черный Крыс, решив хотя бы символически состыковать эти миры, стащил ее у меня. Стащил, потому что противное, то есть научиться пользоваться ложкой и привлечь тем к себе мое внимание ему никак не светило.

Теперь сигареты. На ум сразу приходит трубка мира (в конце концов, он ведь мне их вернул, вернул, чтобы помириться), но это смешно. Просто ложка не подействовала, и он, продолжая попытки сблизиться, опять таки символически, лишил меня сигарет, которые курят, в общем-то, от внутренней пустоты и одиночества, в целях расчленения их на более-менее терпимые части. Но я оставался глух и слеп, и он демонстративно не тронул репараций (не нужно мне от тебя пищи животной, хочу духовной!) – с тем же успехом. Даже исчезновение бутылочки коньяка не разбудило мой мозг. Пришлось взять за руку и ткнуть носом. Наверное, он считал меня большим несмышленым ребенком.

Нет. Это его поступок детский. Это шалость, детское стремление быть замеченным, это, в конце концов, стремление пообщаться, хотя бы с риском быть отшлепанным. Он, как ребенок, шалил, он хотел, чтобы я с ним поиграл, пообщался...

Но вернемся к теме. Выходит, Черный Крыс просто шалил, как ребенок, желающий общения с взрослыми. Вероятно, ему, неординарному, было скучно среди своих серых соплеменников, и он посредством символических хищений предпринял попытку общения со мной... Ну правильно, чем выше интеллект, пусть даже крысиный, тем меньше у него желания общаться с равными себе. Уму приятнее говорить с существами не такими, как он, но более разумными.

Теперь Вова. Он тоже меня обворовал, конечно же с другой целью. Но есть одно "но".

...В тот день, поставив палатку, я принялся собирать береговой мусор. На сей раз на этот гражданский поступок меня толкнула идея сделать чету нудистов, направляющихся к морю. Вкопав в галечник по две палки на каждого, я нанизал на них разномастные шлепанцы-ступни, затем пластиковые бутылки вдоль (вышли ноги) и поперек (получились туловища), прикрепил руки (рука нудиста легла на плечи нудистки). В качестве голов сгодились две пластмассовые канистры из-под машинного масла. Член неформала, как вылитый, вылепился из полулитровой банки шестой "Балтики", яички – из одноразовых коричневых стаканчиков, "лохматка" подруги – из пучка морской травы, сиськи – из верхних частей пластиковых бутылок. Приклеив глаза и губы – последние пухло вырезались из красных бутылочек из-под кетчупа, я сделал нудистке волосы из проволоки, оставшейся от сожженной рыбаками шины, и прикрепил к ним веселый бантик из остатков красного пластика. Получилось так хорошо, что я решил продолжить ваяние и сделал парочке собачку с высунутым красным языком. Она, с хвостом из пеньки, получилась просто загляденье; я не смог остановиться и сотворил "Загорающего". Коричневый, как бутылка из-под "Очаковского" пива, и лежавший на всамделишней пенопластовой подстилке (пожертвовал свою), с одной стороны бутылка пива, с другой – распахнутый детективчик, он пресытил меня и я, довольный, как бог, сел считать улыбки проходивших мимо людей.

Вова появился после пятьдесят четвертой.

Он шел мимо в шортах и перекосившейся майке, он шел мимо моего Эдема, полного приятельским солнечным светом, мимо моих Адама и Евы с собачкой, он шел мимо моего достархана, на котором были бутылка хорошего вина, мясо и фрукты, он шел весь такой неоформленный в своих подозрительных белых носках с раздавшимися резинками, он шел, идиотски улыбаясь красным лицом-рожей, на котором ни один ингредиент не соответствовал другим, и которое потому казалось неумело нарисованным, шел из никуда в никуда. Мне стало его жаль. Я остановил его, чтобы скрасить его путь, его существование, чтобы что-то ему дать, вдохнуть в него смысл, чтобы он стал лучше, стал хоть чем-то богаче.

Он с радостью принял приглашение, сел, мы выпили, я стал ему говорить теплые слова, я предрек ему хорошее будущее, хорошее ближайшее будущее. Он кивал, с интересом на меня поглядывая. Послушав, заинтересовался фотоаппаратом, я дал его ему. Он сказал, что хочет посмотреть, как я живу – я пустил его в палатку. И ушел купаться. Увел себя купаться. Я хотел, чтобы он взял у меня что-нибудь. Я все сделал, чтобы он взял. И он взял. Не мою частичку, устремившуюся к нему в порыве сочувствия, он взял не часть моей души, а вещь и деньги.