Гу Хуа - В долине лотосов

Она не сразу сообщила о своей радости Цинь Шутяню. Это было слишком серьезно: надо сначала обрести полную уверенность, а уж потом говорить. Ху Юйинь испытывала все большую нежность к Циню, буквально льнула к нему, даже в не очень подходящие моменты. Часто она готовила ему что-нибудь вкусное, а сама есть почти не могла, как будто угощала желанного гостя. И в то же время Ху Юйинь, точно перед крупным религиозным праздником, испытывала потребность в самоочищении и перестала спать с Цинем. Он ничего не понимал и ходил словно в тумане. А она любила одна лежать на постели, ничем не прикрытая, и тихонько гладить себя руками по животу, нащупывая, где же это созревает новая маленькая жизнь… Она была счастлива, ее глаза переполнялись слезами радости, от которых она совершенно отвыкла после смерти Гуйгуя, и она думала: как хорошо, как интересно жить! Дура она, что прежде хотела умереть… Именно дура, а не «умная девочка», как поет Цинь Шутянь.

Целый месяц Ху Юйинь проверяла себя и в одиночку наслаждалась своей новостью и только после этого, когда они утром мели улицу, рассказала обо всем Циню. Он как будто очнулся ото сна и наконец понял, почему в последнее время возлюбленная была так нежна и вместе с тем холодна с ним. Выронив веник, он радостно закричал на всю улицу и со слезами обнял Ху Юйинь. Ей пришлось сдержать столь бурные проявления его радости, поскольку место для них было совершенно неподходящим.

– Юйинь, давай повинимся перед объединенной бригадой и народной коммуной, попросим зарегистрировать наш брак! – возбужденно говорил Цинь, уткнувшись лицом в ее грудь. – Я не смел и мечтать о таком счастье…

– А вдруг они не разрешат? Вдруг к прошлым своим преступлениям мы добавим новое? – спокойно спросила Ху Юйинь. Она давно уже все обдумала и ничего не боялась.

– Мы ведь тоже люди! Ни в одном документе не сказано, что вредителям нельзя жениться! – с уверенностью ответил Цинь Шутянь.

– Хорошо, если разрешат, а то ведь у людей сейчас глаза кровью налиты, будто у бешеных быков, только и думают, как наброситься… Ну да ладно, не волнуйся об этом. Разрешат или не разрешат, а ребенок все равно будет наш. Я хочу, я непременно хочу его родить!

Ху Юйинь еще крепче прижалась к Цинь Шутяню и, вся дрожа, заплакала, словно боясь, что какие-то страшные руки вырвут из ее чрева еще не родившегося младенца.

Естественно, что в это утро главная улица села была выметена не очень чисто, и столь же естественно, что, начиная с этого дня, Цинь Шутянь, выполняя свой мужской долг, не позволял любимой подниматься слишком рано. Ху Юйинь с удовольствием наслаждалась утренним сном и вообще немного капризничала, как делают все беременные женщины. А Цинь Шутянь тем самым вольно или невольно дал понять сельчанам, что женщина, за которую он метет улицу, ему не совсем чужая.

Когда Ван Цюшэ повредил себе ногу у сельпо, он около двух месяцев безвылазно торчал дома, прежде чем его соизволила навестить Ли Госян, вернувшаяся в Лотосы для проверки работы. Она едва взглянула на его распухшую, как ведро, ногу, даже не пощупала ее и вообще не проявила никакой заботы, если не считать нескольких трафаретных фраз с пожеланием скорейшего выздоровления. Будь на ее месте другая женщина, Ван Цюшэ непременно выругал бы ее за холодность и напомнил, где именно он пострадал. Пословица говорит, что «ставшие супругами на одну ночь помнят радость сто дней», а тут была далеко не одна ночь и вели они себя не как супруги, а похлеще. Но к начальнице не приходилось предъявлять претензий: она фактически облагодетельствовала Вана своим вниманием и тем самым подняла его значение. Сегодняшний ее визит тоже достаточно красноречив. Разве может процветающая руководительница коммуны, член уездного ревкома причитать и реветь имя ним, как обычная баба? На ее лице ни одинмускул не дрогнул, и это свидетельствует о ее солидности и выдержке. Ему нужно не надуваться, а учиться у нее обращению с окружающими и подчиненными.

После ее ухода Ван Цюшэ, опираясь на клюку, выполз из Висячей башни, чтобы немного размять затекшие мышцы. Тут к нему с поклоном подошел закоренелый правый Цинь Шутянь и вручил какое-то «покаянное письмо». Ван Цюшэ пробежал это письмо глазами и изумленно заморгал; его круглое лицо вытянулось, как тыква, а челюсть отвисла.

– Что, что? Ты хочешь жениться на новой кулачке Ху Юйинь?!

– Да, гражданин секретарь! – опустив голову, почтительно произнес Цинь Шутянь и, чтобы смягчить ситуацию, спросил: – Как ваша нога? Не стоит ли мне снова сходить в горы за лечебными травами?