Николай Романов - Байкеры

Ужиха немедленно уводит за собой несовершеннолетних детей, не позволяя им наблюдать за безобразием, учиненным в песке, после чего остается глубокая яма, в которой постепенно скапливается пойменная влага и вовсю хозяйничают стрекозы…

Стая мчится дальше.

Байкер выезжает в центр необозримого огромного поля, края которого теряются в дымке за горизонтом. Он сдергивает обнаженную Белую-Черную-Рыжую-не-все-ли-равно-какую с байка, и они катаются по горячей земле. Солнце изрядно иссушило центр поля, где невысока трава и тверда земля, в которую байкер вдавливает наколотую на свой мощный инструмент самку, заставляя ее громко стонать от боли.

У нее болит со всех сторон: снизу, где комки земли впились в мягкую плоть; с боков, в которые вонзились острые иглы подстриженной солнцем травы; сверху, где навалившийся байкер отчаянно старается разорвать ее пополам раскаленным членом и хлещет во все стороны мужским результатом отчаянной атаки. Но все вместе вызывает у нее чувство первобытного восторга, который не дано испытать жителю Города. Она стонет, раскинувшись в траве, и ее губы еле шевелятся. Что она говорит?

Усталый байкер опускает голову на ее упругую загорелую грудь и с ужасом слышит:

— Еще! Еще!

С высоты за ним наблюдает тетеревятник, уже минут десять парящий в небесной выси и на время прервавший охоту ради интересного зрелища.

Лес обострил чувства Стаи. Бешеные скинули мертвую кожу Города и остались в той, в которой рождены на свет. Байкеры носились по чаще, прыгая через поваленные стволы, через поросшие мхом трухлявые пни и снимая с лиц паутину. Дичая, они все чаще покидали дом и ночевали в Лесу. Они охотились, камнями и палками сбивая с веток крупных мясистых птиц. Им нравилось просто, без повода, приближаться к зверям и, дрожа от возбуждения, наблюдать за валкой походкой росомахи, за хлопотами многодетного барсука и за стремительным бегом куницы.

В Бешеных проснулось то, что скрытно дремлет в каждом человеке, каким бы цивилизованным он ни прикидывался. То, что выживет всегда, в любой жизни.

Однажды вечером Капеллан, сидя у костра, отвлекся от обгладывания ножки дикой утки, запеченной в золе костра, и заявил:

— Мы теряем человеческий облик, друзья! Мы и в этом впереди человечества, обреченного вернуться в дикость. Пока еще мы соображаем.

И вернулся к утке, с хрустом перекусив кость мощными челюстями.

Замечание Капеллана развил Морг. Вытащив репей из волос, он с удивлением взглянул на колючий волосатый шарик, раздраженно швырнул в огонь и потребовал:

— Внимание! Вы услышите от меня то, что, возможно, никогда не слышали! Гром, уймись!

Гром выдул последние такты «Digging my potatoes» и отнял гармошку от губ. Те, кто еще не успел заснуть, лениво прислушались.

— Чоппер, — авторитетно сообщил Морг, — это еще и название пещерного орудия. Такого, знаете ли, круглого каменюки, гладкого с одной стороны и как бы обкусанного с другой. Австралопитеки…

— Это кто такие? — поинтересовалась любопытная Белая.

— Наши далекие предки, — пояснил Морг, отпивая чай из кружки. — Здоровенные такие волосатые тугодумы. Похожи на Алариха.

Аларих не обиделся. Он спал, а его могучую грудь Рыжая использовала как подушку.

— С помощью каменных чопперов первобытные извлекали содержимое из мозговых костей. Тебе нравится мозг? — толкнув дремлющего Барона, Морг прищелкнул языком от удовольствия.

— Ты откуда знаешь про камни? Тебе ж на работе и поговорить не с кем… — недовольно пробормотал Барон и перевернулся на другой бок.

— Несколько лет назад подрабатывал на раскопках. — Морг забросил руки за голову и мечтательно откинулся на спину. — Пришлось бросить это дело. Кто-то нашел золотых божков в кургане и моментом спер. Тут всю бригаду копателей и уволили, предварительно обыскав. Ничего не нашли.

Морг умолк. Молчали и все остальные. Кей задумался над странным совпадением. Как раз тогда Морг обзавелся новеньким Харлеем.

«В конце концов, какое может быть уважение к богам у патологоанатома? К тому же если боги — золотые».

Утром затеяли гонки с невесть откуда забредшей лошадью. Похоже, она окончательно одичала. Изощренная техника спасовала перед творением природы. Байки падали в ямы, переворачивались в воздухе и отставали, раскорячившись в грязи. Лошадь победно ржала и носилась, задрав хвост. Из дальней рощи показались ее сестры и братья. Она присоединилась к ним, и табунчик умчался к реке купаться.