Ежи Косинский - Свидание вслепую

— Рад буду оказаться полезным, — ответил Левантер, вытянувшись по стойке «смирно».

Барбатов протянул Левантеру документ, уже подписанный командиром полка. Оставалось только вписать имя.

— Напечатайте на этом бланке свое имя, и вы — мой адъютант, — сказал Барбатов. — Держите эту бумагу при себе. Она будет вашим пропуском. Этот документ освобождает вас от строевых занятий. Немедленно доложите, что приступили к исполнению своих обязанностей.

Левантер изучил документ, аккуратно сложил его и спрятал в карман.

Его первым официальным поручением было составление полной схемы занятий подразделения с указанием необходимого снаряжения и учебных площадей. Чтобы убедить Барбатова в своей незаменимости, Левантер составил нужную схему, используя свой собственный тайный код, и сделал с нее огромную копию, которая заняла в кабинете Барбатова всю стену.

Целая куча цифр, символов и цветных картонных стрелок произвела на капитана чрезвычайно сильное впечатление:

— Никто не сможет обвинить нас в том, что мы открываем врагу наши учебные планы! — воскликнул он с гордостью.

Капитан был почти безграмотным. Когда он получал депешу или докладную записку, то читал ее вслух по слогам, с трудом произнося каждое слово. При этом у Барбатова был выдающийся послужной список. Он прошел всю войну от начала до конца и был одним из самых признанных в стране героев.

Признав особую ценность Левантера, Барбатов отделил его от других призывников, отвел ему удобную комнату рядом со своей и поставил на довольствие в офицерской столовой, так что Левантер ел точно то же, что и Барбатов. Он добился для Левантера особого разрешения пользоваться офицерскими льготами и участвовать в наблюдении за полевыми учениями полка.

Скоро Левантер приспособился выполнять всю бумажную работу по утрам. К полудню Барбатов начинал пить водку. Алкоголь сначала вгонял его в оцепенение, потом возбуждал и снова усыплял, так что к вечеру Барбатов вообще переставал обращать какое-либо внимание на то, что творилось у него в кабинете.

В качестве командира особого батальона Барбатов стремился демонстрировать свое умение держать дисциплину и вселять страх. Он был убежден в том, что студентам-призывникам никак нельзя обойтись без учебных тягот, и поэтому ввел ежедневную норму дисциплинарных взысканий, требуя, чтобы по меньшей мере три-четыре студента ежедневно получали наказание.

Каждый вечер, когда Барбатов по обыкновению уже пребывал в ступоре, появлялся один из призывников со списком больных и донесением о состоянии подразделения. В число обязанностей Левантера входила подготовка ежедневного списка взысканий и поощрений, который зачитывался во время вечерней поверки и спуска полкового знамени. Левантер особо следил за списком взысканий, чтобы в том случае, если бы очередное взыскание автоматически означало перевод студента в штрафную роту, иметь возможность исключить его имя из списка. Он умудрялся вносить в список взысканий имена студентов, уже не служивших в особом батальоне, или находившихся в данный момент на пути к новому месту службы, или вообще уже демобилизовавшихся. Поскольку Барбатов подписывал все не читая, он не замечал внесенных Левантером изменений.

Раз в неделю, когда командир полка, непосредственный начальник Барбатова, уезжал из лагеря, Барбатов отправлялся к его секретарше — единственной женщине в полку. Барбатов входил в ее кабинет и начинал разговор о погоде или осыпал ее комплиментами, ухитряясь тем временем пробраться к столу командира и стащить оттуда чистый бланк пропуска с подписью командира полка, но без печати. Вернувшись к себе, Барбатов на глазах у Левантера медленно и неуверенно вписывал в бланк свое имя. Потом брал еще теплое крутое яйцо, принесенное из офицерской столовой, очищал его от скорлупы и катал яйцо по какому-нибудь старому документу с полковой печатью. Когда чернильная печать отпечатывалась на яйце, он переносил ее на бланк пропуска. С наступлением темноты Барбатов покидал лагерь и ехал в соседнюю деревню, где устраивал со своими деревенскими собутыльниками пьяный загул. С этих пьяных дебошей Барбатов возвращался обычно под утро, за час или два до побудки. Потом, поблескивая глазами от недосыпа, отправлялся в свой кабинет и пил там водку прямо из горлышка бутылки. Иногда он садился на стол Левантера и целый час не сводил с него глаз.

— Ты, наверно, думаешь, что я болван и алкоголик? — спросил он однажды.