Николай Кузьмин - В футбольном зазеркалье

– Куда он теперь? – плакалась жена. – В смазчики только. Даже кочегаром не возьмут.

А в общем-то, размышлял Скачков, отпевать Федора вроде бы рановато. Конечно, хорошо, если и в тридцать лет играется как в восемнадцать, но даже в таком качестве, как сейчас, Федор еще далеко не последний человек в команде. Ну, а потом, когда придет пора вешать бутсы, уходить на покой… тоже ведь, если разобраться, ничего катастрофического не произойдет! Это он кончится как футболист, но – человек-то! Ему еще жить да жить. И кто знает, может быть, закалка футболиста поможет ему наверстать, поправить положение. Вот отыграет и вернется на завод или в депо, вольется, затеряется в большом налаженном потоке, и понесет его, как всех, – иная, правда, жизнь, непохожая на прежнюю, но – жизнь же!

В московском аэропорту команду встретил Гущин, представитель Федерации. На летном поле, возле трапа, стояла черная приземистая машина, Гущин задирал лицо и улыбался, помахивал рукой.

– Привет, Геш! Иван Степанович, нам надо поторопиться, – и он показал на ожидавшую машину.

Пока ребята вперемешку с пассажирами спускались по трапу, а где-то позади всех тащился со своей огромной сумкой мешковатый Мухин, Гущин объявил, что вылет в Вену сегодня же, вечерним рейсом, а сейчас придется заехать в комитет.

– В управление или в комитет? – уточнил Иван Степанович.

– В комитет. В Скатертный… Едемте, Иван Степанович. Нас ждут. Машина разогналась по полю и скрылась за строениями, а команда вместе с пассажирами направилась по переходам и галереям на площадь, к автобусу.

В свое время Гущин начинал играть в «Локомотиве» вместе со Скачковым и Суховым, на базе они жили в одной комнате. Гущин, конечно, уже тогда отличался от своих сверстников. Скачкову запомнились его рассуждения о том, что в наш век чрезвычайно узкой специализации спорт служит едва ли не единственным средством объединения людей. В самом деле, о чем могут поговорить при встрече, скажем, физик и колхозник? Только о спорте, да еще о погоде. Таким образом спорт становится своеобразным эсперанто, – как говорил Гущин.

Скачков уверен был, что в душе каждого футболиста, даже самого незадачливого, живет большой спортсмен. Живет он втихомолку, но нетерпеливо, страстно, все время увлекая парня за собою вверх и вверх.

Гущин, встретивший свою бывшую команду в столичном аэропорту, не принадлежал ни к тем, ни к другим. Есть в спорте люди, пришедшие туда не по влечению, а по расчету. Бухгалтеры своей судьбы, они избрали спорт как место службы. И служба эта зачастую складывается так удачно, что человек влияет на судьбу самого спорта.

В свое время и Скачков, и Гущин, и Федор Сухов вместе играли в дубле «Локомотива». После Скачкова в основной состав перевели и Гущина с Федором. Через сезон парни соблазнились предложением и уехали играть в Москву. На месте Гущина в защите стали пробовать Семена Батищева, потом взяли Комова.

Приглашение в столичный клуб Федор с Гущиным приняли сразу, без колебаний. Считалось, что всесоюзная известность куется только там, в центре. Однако Федор в столице не прижился.

Он вскоре вернулся в родную команду и больше о переходе не помышлял. Гущин же как зацепился за Москву, так и остался, поиграл еще сезона два и с поля исчез. Он не относился к числу игроков, постоянно висевших на кончике журналистских перьев, не был он и тем «железным кадром», которые высоко ценятся в узко профессиональной среде самих футболистов. Зато он рано понял, что в спорте, как и в любой другой отрасли, имеются свои невидимые постороннему глазу ступени, и, оттолкнувшись от зеленого футбольного поля, принялся одолевать их одну за другой. Приезжая на матчи в Москву, ребята узнавали, что Гущин учится в высшей школе тренеров, поступил в аспирантуру, готовит диссертацию. «Парень – гвоздь!» – отзывался Федор Сухов, присмотревшийся к нему во время московской жизни.

Последнее время Гущин работал в Федерации футбола.

В прошлом году, осенью, он впервые приехал в родной город – сопровождал австрийскую команду. Несмотря на занятость, он выбрал время и заскочил к ребятам на базу.

Со старыми товарищами держался дружески и просто, но тех, кто пришел в команду после него, не замечал – уже привык жить на своем высоком «этаже» и давал это почувствовать и осознать. А вообще Скачков заметил, что дружелюбия Гущина даже к старым соратникам по зеленому полю хватило ровно настолько, чтобы рассказать о себе. После этого он потускнел, озабоченно бросил взгляд на часы и поднялся. «Ну, до встречи. Еще увидимся».