Николай Кузьмин - В футбольном зазеркалье

«Кажется, игрушка сегодня получится», – подумал он и оглянулся на Маркина. Встреча с изувеченным вратарем напомнила команде тяжелый, но победный матч с австрийцами.

Небрежно волоча, едва переставляя ноги, он трусцой направился к середке мягкого зелененького поля, где по густой коротенькой траве защитники раскатывали мяч. Турбин, весь в черном, длинноногий, бе-жал к пустым воротам и, оглядываясь, на ходу натягивал перчатки. Белецкий, носившийся с мячом по краю, увидел, как трусит Скачков, и резко дал ему на выход, отпасовал неровно, верхом, но Скачков, взорвавшись моментально, настиг тугой звенящий мяч, коленкой пригасил и усмирил и тотчас мягко, щечкой, скачковским стелющимся пасом выложил опять Белецкому. Игорек накинулся на мяч, как разыгравшийся котенок на клубок: подхватил, неуловимо ловко на бегу подбросил пятками, принял плечом, потом на голову, опять на ногу, – все это набирая скорость, неудержим, – и с ходу вдруг ударил по воротам. Красиво! На южной трибуне, на краю восточной раздались аплодисменты. За каждым футболистом, едва он показывался из туннеля, неотрывно наблюдали тысячи, десятки тысяч глаз, и наблюдали с восхищением. Футбол патриотичен. Здесь не годится: «Нет пророка в своем отечестве». Наоборот, вся сила преданности и любви отводится именно своим, доморощенным мастерам, именно они своей игрой запирают дыхание в груди болельщиков и увеличивают степень их соучастия в триумфе любимой команды. «Мы выиграли!», «Мы победили!» —больше, нежели сами игроки, гордятся зрители, расходясь со стадиона. И энтузиазм сражения еще долго не затихает в городе – на остановках, в кафе, в парках.

Скачков, опять труся лениво, еле-еле, наблюдал за Белецким и усмехнулся: пижонит, кокетничает! Ну да понятно и простительно – парнишке лет восемнадцать-девятнадцать, не больше. Это на поле они взрослеют по-солдатски, в один миг, под бременем ответственности, в жизни же еще долго остаются ребятней, какая они и есть, и даже нарушения режима часто вызваны у них взрывом вырвавшихся из-под контроля юных сил. Жизнь, как ни режимь, настоятельно требует своего! Возле углового фланга Белецкий вытворял с мячом, как фокусник. Скачков догадывался, что наверняка сидит сейчас на переполненной трибуне счастливая девчонка и радуется, преданно не сводит с Игорька глаз. Даже у него после удачных матчей устанавливается дома мир и настроение. Клавдия возвращается со стадиона какая-то отмягшая, как будто сытая, становится заботливой; почти что прежней, и уж не замечает, что Софья Казимировна в таком затишье и согласии живет особенно чужой и оскорбленной.

Протяжная трель судейской сирены прекратила разминку. Стадион, вся затаившаяся по крутым откосам чаша, умолк и приготовился. Иван Степанович, провожая на поле команду, пропускал ребят мимо себя и каждого стукал по плечу. Алексей Маркин, обезображенный гипсовым хомутом, стоял с ним рядом и в знак напутствия молча прикрывал веки. Только своих, старинных, с кем съел пуд соли: Скачкова и Сухова – он дружески шлепнул по заду.

Команды уже выстроились в середине поля и крикнули приветствие, когда на западной трибуне внезапно затрещали дружные аплодисменты. Скачков увидел, что по забитому проходу наверх пробирается Маркин, несет свою неподвижную голову и всем туловищем поворачивается в обе стороны, благодаря за память, за приветствия. Добираясь до своих, Маркин потревожил инвалида на костылях, который каждый раз, чтобы не загораживать проход, с усилием поднимался. Единственная нога у него, видимо, тоже не сгибалась, как и костыли с обеих сторон.

Трибуна не успокоилась до тех пор, пока инвалид и Маркин не уселись на места.

Пожилой судья, с незагорелыми коленками, с большой, похожей на мишень эмблемой на груди, предложил капитанам:

– Знакомьтесь!

Скачков и тот, напротив, Алексей Решетников, улыбнулись, дружески ударили ладонь в ладонь. Со времени последней встречи на ленинградском стадионе месяца не прошло.

Ленинградская команда всегда была для Скачкова неприятным соперником. Он не любил навалистого и жестокого давления и предпочитал противника с комбинационной, многоходовой игрой – тогда сказывался его огромный опыт, его умение угадывать и разрушать расчеты атакующих в самом зародыше, в глубине поля. Сегодня, как было решено на установочном совете перед матчем, необходимо задавать темп с первых минут, прижать к воротам – перебегать.

Против Скачкова вновь действовал молоденький нападающий, которого он наглухо закрыл в том матче. Сначала он не понял, почему тренер соперников не заменил парнишку, однако скоро разгадал: молодой, неутомимый, он должен был мотать, оттягивать Скачкова на себя, а в открывавшийся к воротам коридор нацеливался ринуться Решетников, хитрющий, как лисица, Леха, полузащитник с крепким плассированным ударом. Парнишка исполнял задание старательно: финтил, юлил, откатывался к самой бровке, показывал, что порывается пройти по краю, – Скачков все видел и читал, как по букварю. Давно он изучил этих уж слишком исполнительных ребят, надолго скованных начальной установкой тренера. Он делал вид, что поддается на приманку, смещался часто в сторону, но ровно лишь настолько, чтобы успеть на перехват умудренного в боях Решетникова. Несколько раз он крепко сталкивался с разогнавшимся парнишкой, чувствуя, как со всего разбегу врезается в его разгоряченное напрягшееся тело. Скачков щадил его, пытался образумить, хотя, не нарушая слишком правил, мог подловить и вывести надолго из игры. Самого его когда-то так ловили и выносили с поля.