Виль Липатов - Лев на лужайке

– Доброе утро, Иван Иосифович!

– Доброе утро, Никита!

Между ними существовало и «ты» и «вы», все зависело от обстановки: при свидетелях обращались друг к другу на «вы», наедине – на «ты», и ничего обидного или ущербного для Никиты Ваганова в такой «разблюдовочке» – одно из любимых словечек Никиты Ваганова – не было. Он вообще охотно пользовался жаргоном, что помогало казаться несерьезным.

– Холодновато! – пожаловался Никита Ваганов, не подозревающий, что за неподаной рукой Мазгарева таится опасность, да и не шуточная. Никита Ваганов знал, что Мазгарев способен не только мягко улыбаться, но все-таки недооценил зав.отделом пропаганды, и все это потому, что в круглое лицо Мазгарева смотрелось легко и просто, как в детское. Лицо Мазгарева – несомненно доброго и благорасположенного человека – независимо от хозяина выражало то, что хотелось собеседнику: добро – так добро, веселость – так веселость, скорбь – так скорбь. «Хороший он мужик, если бы не ходил в энтузиастах!» – подумал Никита Ваганов, даже не допускающий мысли, что скоро Мазгарев поднимется стеной против его стремительного движения вперед и вверх.

– А и верно: холодновато! – подумав, мягко согласился Мазгарев, вынимая из-за спины единственную руку и упрятывая ее в карман куртки, но и на это Никита Ваганов не обратил внимания, и, наверное, потому, что этой льдистой и ветреной весной разворачивались самые главные события в его короткой, но напряженной жизни, хотя он и сам не понимал еще, что события эти – главные, решающие, корневые, если можно так выразиться. Ему же казалось, что он жил просто – весело, забавно, трудно – и поэтому прекрасно. Никите Ваганову совсем недавно исполнилось двадцать пять лет – не тот возраст, когда к цели движешься с апробированно верным оружием.

– Ну, пошли, Иван Иосифович!

… Они вместе зайдут в редакцию, улыбнутся друг другу, расходясь по кабинетам, и только через несколько месяцев Никита Ваганов поймет значение того утрешнего происшествия. «Спасите наши души!» – сохраняя всегдашнее чувство юмора, подумает он, когда Иван Мазгарев попытается поставить капкан на его пути вперед и вверх. Капкан только лязгнет, пребольно защемит нежную икру, но вскорости разожмет стальные челюсти – игрой, впрочем, это не назовешь, но нет худа без добра: великой школой станет для Никиты Ваганова урок, преподанный добрейшим и великодушнейшим Иваном Иосифовичем Мазгаревым…

– Пока! – находясь уже в своем кабинете, все еще прощался Ваганов с Мазгаревым. – Все ваши невысказанные пожелания исполнятся. Бу сделано!

Никита Ваганов от природы и, надо полагать, от ума был склонен к юмору; из десяти его фраз две – и то редко! – оказывались серьезными. Легкие, равно как и тяжелые события в своей недолгой жизни он неизменно сопровождал шуткой, готов был всегда на незамысловатую остроту, проделывая все это с траурным или по крайней мере пресерьезным лицом. С женщинами Никита Ваганов тоже никогда не разговаривал серьезно, подражая герою чеховской «Дамы с собачкой», он шутливо называл их «низшей расой».

В собственном кабинете с соответствующей табличкой на дверях – дескать, здесь именно находится специальный корреспондент областной газеты «Знамя» – он небрежно бросил на диван финский плащ на теплой подкладке, причесался перед темным стеклом книжного шкафа, внимательно рассматривая свое лицо – значительное и в очках очень доброе, такое доброе, что сестренка Дашка до сих пор звала его Айболитом. Стройный и высокий, он был в светло-сером тоже финском костюме, придававшем ему, Айболиту, недостающие строгость и солидность. Несменяемый костюм проживет еще два года, а плащ вместе с Никитой Вагановым доживет до собкорства в центральной газете «Заря», и хозяин волей-неволей уверует в добрые намерения плаща, будучи суеверным, как завсегдатай бегов, ставящий то на фаворитов, то на темных лошадок. О, финский плащ на теплой подкладке!

В кабинете было тихо и тепло. Редакция наполнится специфическим шумом и говором минут через двадцать пять; к десяти часам – ни минутой позже – приедет на черной обкомовской «Волге» собственный корреспондент центральной газеты «Заря» Егор Тимошин -= такой же святой человек, как и Мазгарев, а возможно, еще праведнее. Минут через десять после десяти прибудет редактор газеты «Знамя» Кузичев, безоговорочно принятый Никитой Вагановым человек, отвечающий ему дружбой и доверием.