Виль Липатов - Тот самый Тимофей Зоткин? Тот, тот…

Анкетные данные. Тимофей Никитич Зоткин, 1929 года рождения, коренной житель знаменитого села Абашево, игрушечных дел мастер в четвертом поколении, женат, имеет детей.

Древность. Пальцев-то у меня хватит, только не все я знаю, многое перезабылось, но известные на весь мир абашевские игрушки, по моим подсчетам, лет двести тому назад появились. Прадед, которого помню смутно, говорил будто бы моему деду Семену Максимовичу, что наш род еще при крепостном праве глиняные игрушки-свистульки мастерил, понемногу откупался от барина, а когда крепостное право отменили, в считанные месяцы выкупился. И с тех пор ни одна ярмарка в округе не обходилась без глиняных свистулек. Стоили они не дешево, но дед Семен Максимович рассказывает, что свист стоял на ярмарке оглашенный, будто кто ростом в церковь на гармошке мотив подбирал… Кроме нас, Зоткиных, хорошо работали по глине соседи и друзья Еськины. Мы друг друга не повторяем, у каждого свое: форма, раскраска, звук…

Неожиданное. Ни дед мой Семен Максимович, ни отец Никита Семенович, убитый на фронте в сорок втором году, и в мыслях не держали, что серьезным делом занимаются. Им для жизни той радости хватало, какую испытывала малышня, увидев яркие игрушки. Магнитом оттянуть было нельзя – намертво хватали родителей за полу: «Купи да купи!» А тут оказывалось, что яркая до праздничества игрушка еще и свистит. Дед, бывало, говорил: «Большую плату мы за свои игрушки получаем – ребячью радость!» И никому в голову не приходило, что игрушки-свистульки время не затронуло, что, оказывается, мы в целости и сохранности донесли до конца двадцатого века искусство древнее, самобытное, имеющее даже музейную ценность. В мою мастерскую известные художники наведываются, искусствоведы об игрушках статьи пишут, Русский музей в Ленинграде коллекцию игрушек демонстрирует, ВДНХ медаль присуждает, иностранные туристы со всех континентов готовы отдать последний доллар за абашевский сувенир. Одним словом, нежданно-негаданно превратились наши игрушки-свистульки в образцы народного творчества. Честь велика – значит, обязанностей и ответственности больше, и это все на мои плечи ложится, а я горюю, что отец не дожил до таких серьезных дел, когда наша работа не безделушками считается, а подлинным искусством.

Искусство и дети. Рассудительный взрослый человек над нашими игрушками если и не потешается, то втайне посмеивается: «Да кто встречал в жизни зеленого оленя с золотым деревом на голове? И самый ласковый щенок не удержится на груди матери-собаки, если она на задних лапах стоит!» С таким человеком спорить бесполезно, да он и прав, а вот мальчишки и девчонки таких речей слушать не хотят, с хохотом затыкают уши пальцами. Они совсем недавно «Приключения барона Мюнхаузена» прочли, до колик смеялись над вишневым деревом, что выросло на оленьей голове, и никогда не поверят, что абашевские мастера и слыхом не слыхали о бароне Мюнхаузене, а художественным чутьем поняли: быть на оленьей голове золотому ветвистому дереву, а самому оленю – зеленым. Одним словом, вслепую мы работали, и только недавно… Это я к тому, что Лев Толстой и Гете писали: искусство не будет искусством, если точно копировать жизнь. Гете прямо писал, что если художник изобразит такого же мопса, каким он его видит, то будет два обыкновенных мопса, а искусство ровно ничего не приобретет… Дети этих слов не знают, дети нутром чувствуют настоящее искусство – их на мякине не проведешь. Радостно видеть, как ребенок хватает сделанную тобой игрушку и крепко-накрепко прижимает к груди. А сколько добра и нежности на лице ребенка, когда он видит, как к шее собаки-матери приник ласковый щенок!

Предельно короткая биография. Мне анкету заполнить или автобиографию написать – плевое дело, хватит листа из ученической тетради. Родился в Абашево, вырос в Абашево, живу и буду жить в Абашево, из которого только дважды выбирался, так сказать, в большой мир. С апреля 1950 года по декабрь 1953 года в армии служил да недавно четыре месяца в Саратовской больнице на операции пролежал. В самом Абашеве мой мир тоже тесен – работа, дом, прогулка по лесу. Но мне просторно, мне не скучно, у меня руки начинают болеть, если больше трех дней к глине не прикасаюсь. Я из больницы вернулся – не домой пошел, а на работу, чтобы пальцы проверить. Почувствовал, что все хорошо: «Здравствуй, родимый дом!» Потому и оказалось наше мастерство старинным, что отец мой и дед мой суету двадцатого века от себя, как болезнь, гнали, а я по-грамотней их буду, так знаю пушкинское: «Искусство суеты не терпит!»