Борис Майнаев - Следующий трамвай

– Я слышу. Клаус, может быть стоит добавить ему? – я увидел, что тот, что был немного повыше, повернул голову в сторону от меня.

– Думаю, не стоит,– возразил ему другой мужчина,– вы почти закончили, а боли он чувствовать не должен.

«Сука,– подумал я, закусывая нижнюю губу, – лег бы на мое место… О, господи, я же там,.. на рельсах…»

– Где моя дочь?

– С ней все в порядке,– ответил он по-немецки и тут же продублировал на английском. Потом пробурчал себе под нос,– этот русский сильный мужик…

Я увидел катившиеся через мои колени голубые вагончики и все снова погрузилось в качающуюся темноту.

Пахло сиренью. Еще не открывая глаз, я почувствовал тонкие, нежные пальцы своей Настены. Во всем мире женщин только у ее ладошек такой нежный аромат. Они были такими даже тогда, когда жена стирала Ленкины пеленки, а я, дурачась, целовал их сквозь мыльную пену.

Холодок скользнул по губам и в рот просочился глоток воды. Так она поила меня, когда я валялся с крупозным воспалением легких, после того, как гробанулся вместе с вертолетчиками Южной экспедиции на тот дурацкий отрог ледника Федченко. Когда это было?..

– Насть,– я увидел над собой переплетения прозрачных трубок и какие-то серые, как мне показалось, брезентовые ленты, только потом лицо жены,– где это я прохлаждаюсь?

Жемчужинки слез сверкнули в кончиках ее глаз, но не пролились наружу.

– В больнице,– я почувствовал, что она страшно устала и только потом увидел новые морщины вокруг глаз и в уголках рта,– они называют ее евангелической клиникой.

Узкая ладошка погладила меня по щеке. Я понял, что не брит и все вспомнил… Я опустил глаза, но жена сидел так, что я видел только ее грудь и плечи. Мы встретились взглядами и она, чуть прижмурившись, ободряюще взмахнула ресницами:

– Главное, что мы живы,– Настя повторила мою старую присказку, которую я придумал для нее, когда первый раз попал в автомобильную аварию, отделавшись вывихом плеча и рассеченной бровью. Ее рука нашла мою и я почувствовал, как острые ногти впились в мою ладонь,– ты должен думать только о том, что мы с тобой и любим тебя. Слышишь?

Сердце в моей груди начало разбег.

– С Ленкой все в порядке,– она опустила глаза и тяжело вздохнула,– она придет… Она была тут, – Настя чего-то недоговаривала,– когда ты был без сознания.

В ушах гремели молоты.

– Похоже, в этот раз удача показала мне свой шикарный зад?

Она опустилась ко мне и чуть-чуть прикоснулась губами к левому уголку моего рта. Так она делала, когда страсть начинала туманить ее взор, но сейчас?..

– Ты сам говорил, что она трижды может тебя вытащить, а третий уже был… Там, в вагоне, когда тот пьяный бандит с ножом…

Что-то обожгло мне щеку. Я вздрогнул и не сразу понял, что это была слезинка. Ее слезинка!.. А ведь в самый первый миг нашего знакомства, когда я упал перед высокой и стройной незнакомкой, мгновенно поразившей меня до черноты в глазах, на колени и предложил сердце и руку, я поклялся, что из ее глаз не упадет ни капли.

– Насть…

– Прости, это не ты, это я от счастья, что ты жив и пришел в себя.

Я прижал ее к себе:

– Насть?..

Ты почти две недели был в сумеречном состоянии. После операции было что-то с кровью, потом воспаление легких. Я… Я уже четвертый раз рассказываю тебе, где ты.. А ты, ты… Снова и снова… Ты тут даже стихи читал, помнишь: «… Когда на смерть идут, поют, а перед этим можно плакать…» и пел : «… Очарована, заколдована, в поле с ветром когда-то обвенчана…», а когда ты дошел до « На братских могилах не ставят крестов…». – Она поднялась и взглянула в мои глаза.

Сердце споткнулось и замерло.

– Что, по самые колени?

Ее тонкая шея неожиданно вспухла множеством канатиков, а подбородок нырнул в ложбинку грудей.

– Выше.

Узкие ладони обхватили мои шеки и сквозь аромат сирени пробился смрад страха:

– Главное, что мы живы! – Я первый раз слышал, как она скрипит зубами.– Мы все живы! – Это звучало как заклятье,– ты всю жизнь носил меня на руках… Теперь… Я люблю тебя и, наверное, умерла бы, если бы ты или Ленка. Мы живы! Слышишь?!

Я медленно выдохнул воздух и заставил сердце заняться своим делом. Потом обнял худенькие плечи жены и, правой рукой отодвинув ее в сторону, левой тронул свои ноги. Вот, оказывается для чего были нужны эти ленты. Они удерживали обрубки моих бедер от движения.

– Насть?!..

– Ты, мать твою,– я, впервые услышав из ее уст мат, от удивления чуть не открыл рот,– не футболист. Профессор сказал, что протезы сделают через пару месяцев – надо чтобы ноги поджили и ты выздоровел. Голова, руки и глаза целы. Ты писатель и журналист, говоришь и пишешь на трех языках. Захочешь, снова сядешь за руль своей машины и пожалуйста – вся Европа в твоем распоряжении.