Олег Маловичко - Тиски

– Я… мы понимаем, что были не правы.

– Конечно, ты понимаешь, – прерывает меня Игорь и коротко смеется, но тут же прикладывает ладонь ко рту, вроде как извиняясь, – продолжай, продолжай.

– И мы… ну, в общем, мы готовы заплатить.

– Сколько?

– Что?

– Заплатить – сколько? Сколько ты мне предлагаешь?

Я чего угодно ожидал – новых угроз, криков, даже удара, но никак не этого спокойного делового тона. И вдруг во мне проснулась надежда.

– Я… ну, не знаю, ты назови.

Назови любую цену. Какие угодно деньги, я все сделаю, в долги влезу. Чтобы вылезти, чтобы проснуться завтра и вместо падающего на голову тяжелого молота случившегося ощутить облегчение. Вернер отхлебнул чай, поморщился, чертыхнулся – горячий и отставил кружку.

– Не знаешь, зачем предлагаешь? Денис, я кто по-твоему – гопник? Или вымогатель мелкий, что ты мне мелочь свою суешь?

– Игорь, понимаешь, мы случайно в этом деле оказались…

– Случайно? Да ты в дело сам влез, нагло, в моем районе, Денис, а я тебе только дверь приоткрыл, чтобы ты вошел правильно и шею себе по глупости не сломал. В общем, парень, хватит ерунду говорить, начинай работать.

– Что мы должны делать?

– Работать. Помнить правила.

– Какие?

– Вон, видишь, машина стоит? Если двигатель хороший – тебе под капот лезть не надо. Заправляйся да масло меняй. Я не буду тебя контролировать. С этого момента ты меня не знаешь, а я – тебя. То же самое с пехотой твоей.

Вернер кивает в сторону двери, чтобы показать, что речь идет о Пуле и Кроте.

– Передо мной за них отвечаешь, за их косяки тоже. Схема такая – к тебе приходит человек от меня, и ты делаешь то, что он скажет. Без самодеятельности, ­понял меня?

– А долго?

– Ты о чем?

– Отрабатывать? За наш… косяк?

– Никто тебя держать не будет. Отработаешь – ­уйдешь. Я скажу когда. Свободен.

Я иду к двери, но стоит мне потянуться к ручке, как вдруг она сама идет в сторону, а внутрь ангара залетают менты, и все пространство вокруг заполняется их воплями и командами.

Уже через секунду я лежу на цементном полу лицом вниз, сплетя руки в замке на затылке. Менты успокаи­ваются. Начинается обычная процедура обыска. Для меня это не новость – несколько раз я подпадал под профилактическую облаву, которую менты устраивали в клубе, когда кто-то стучал, что в «Орбите» торгуют наркотой. Можно подумать, раньше они этого не знали.

Я ничего не вижу, кроме грязи на полу, но по установившейся вдруг тишине, нарушаемой только медленными, немного шаркающими шагами, понимаю, что пришел главный. Я вижу только стоптанные старые ботинки с грязью по ободкам.

Обладатель ботинок склоняется надо мной и тихо присвистывает. Я поднимаю голову и гляжу на толстого мужика с изрядной плешью. Его костюм потрепан, галстук лоснится, белки глаз прорезаны сетью красных прожилок. Когда он говорит, изо рта пахнет – у него что-то с печенью.

– Тянется к тебе молодежь, да, Вернер? – бросает толстяк Игорю, продолжая буравить меня изучающим взглядом. – Ну да, ты же у нас обаятельный. Душа компании. А это пехотинец новый? Как вас зовут, юноша? – Это уже мне.

– Денис.

– А дальше?

– Денис Орлов.

– Приятно познакомиться, Денис Орлов. Майор Дудайтис, криминальная милиция.

Я всегда выравниваю настроение через музыку. Как бы паскудно и тоскливо ни было на душе – достаточно хорошей порции «Yhe Strokes», чтобы тебя прочистило и сняло муть, как рукой. Ты приходишь домой и завариваешь кофе. Садишься на крутящийся стул и вытягиваешь ноги на край стола. Цепляешь на голову наушники – и через несколько мгновений, наполненных тихим пиканьем кнопок и почти неслышным шелестом шаттла, ты уже мчишься с Крафтверком на Трансъевропей­ском экспрессе, или путешествуешь по свету с Дэйвом ­Гэ-ном, или Тупак рассказывает тебе о нелегкой участи уличного солдата.

Музыка – это все. Я не знаю, кем бы я был без нее, без этих людей, чьи глаза смотрят на меня с плакатов, постеров, журнальных разворотов, сохранивших микроскопические дырки от скрепок.

Маша спит. Стараясь не разбудить ее, я передвигаюсь по комнате на цыпочках. Все, что мне сейчас нужно, – это нырнуть с головой в музыку, добиться полного погружения. Но пока мысли крутятся вокруг сегодняшних событий.

Нас отпустили, промариновав в гараже почти три часа. Опер записал наши данные, включая адреса родителей. Вернер и Дудайтис почти все это время пили чай, походя со стороны на двух давних приятелей, встретившихся, чтобы пожаловаться друг другу на жен и обсудить перипетии очередного круга футбольного чемпионата. Я сидел в пяти метрах, не зная, чем себя занять. Воображение рисовало ужасающие перспективы ночи в обезьяннике, но пугало меня не это, а постыдная необходимость выдумывать легенду для Маши и врать.