Олег Маловичко - Тиски

Когда Игорь доходит до пляжа, силы покидают его. Словно бы истончился и порвался нерв, на котором Игорь бежал последний час. Бежал, хотя не должен был – с простреленным плечом, бедром и оцарапанной пулей рукой.

Я подхватываю его под руку и втаскиваю в станционный сарай.

– Нам… пиздец теперь…

– Игорь, не говори, тебе не надо сейчас.

– После того… что в поселке… нас в розыск всех, завтра же… Ой, сука!!! – воет Игорь и плачет от боли, хватаясь за раненое плечо. – Больно как, больно…

Я рву его сорочку и перетягиваю плечо, мастеря что-то вроде повязки.

Два часа назад, после паники, поднявшейся вслед за неожиданными выстрелами на заднем дворе, воздух с обеих сторон ощетинился стволами, загудел от напряжения, и в тот миг, когда еще была возможность повернуть назад, кто-то принял неверное решение и нажал на курок. Началась стрельба. Я помню Жигу, лежащего в пыли во дворе, – его тело валялось на линии огня, об него спотыкались пули с той и с другой стороны. Уже мертвый Жига продолжал дергаться.

С началом перестрелки я выбежал во двор. Игорь, отстреливаясь, бежал следом. Он толкнул меня на землю и упал сверху, прикрыв собой. Вжав голову в землю, целуясь с пылью, я слышал, как громко бухает над моим ухом вернеровский пистолет. Потом Игорь дернулся, вскрикнул, и его теплая кровь полилась мне на шею. Я думал, его убили, но он был ранен в плечо.

Потом он втащил меня в машину и резко тронул с места. Я лежал на полу, а сверху на меня сыпалась стеклянная крошка от выбитого выстрелами заднего стекла.

Мы отъехали от поселка на несколько километров, и Вернер сказал, что нужно бросить машину. Нас уже наверняка ищут. Скоро в воздух поднимут вертолеты и нас выкупят. Лучшее, что мы можем сделать, – укрыть машину и скрыться на своих двоих. Мы загнали «Кэдди» в лес и забросали ветками. Это не лучший выход, но сверху ее не увидят, а прочесывать лес догадаются к вечеру.

И мы побежали.

А теперь Игорь привалился к деревянной стене, и я пытаюсь перевязать его.

– Денис… – сипит Вернер, – Денис…

– Что?

– Если со мной случится что-то… Тайка на тебе…

– Ерунды не говори.

– Обещай мне.

И я обещаю. Он держит мою руку в окровавленной своей, я ощущаю его дрожь и понимаю, что за год нашего знакомства мы проделали огромный путь, и лежащий сейчас передо мной дрожащий, кашляющий, окровавленный человек – мой самый близкий друг в этом мире, мой отец и товарищ.

– Придешь… в город… возьми тайники и лекарства. Буду ждать. Иди, – хрипит Вернер.

Я поднимаюсь по усаженному редкими деревьями склону. Подняв с земли несколько мокрых листьев, я отираю руки от крови Игоря. Отойдя на приличное расстояние, я извлекаю из кармана мобильный и активирую его.

Дудайтис приезжает через полчаса. Он гнал машину, иначе бы не успел так скоро. Он один.

– Где? – только и спрашивает он.

Я машу рукой в сторону станции.

– Он ранен! – кричу я майору вслед, но он не ­слышит.

В октябре темнеет рано. Солнца не видно, темнота вокруг густеет, сражаясь с белесым вечерним туманом.

На большом камне у дороги сидит молодой парень в темном пальто с разорванным рукавом. Парень засунул руки в карманы и поднял воротник пальто, спасаясь от заморозка. Это не помогает, парня бьет мелкая дрожь. Трясущимися руками парень достает из кармана пачку сигарет, щелкает зажигалкой и глубоко затягивается. Сразу закашливается. Кашель утробный, такой бывает или у курильщиков с тридцатилетним стажем, или после мощного перекура, например, когда выкуриваешь десять сигарет кряду. Парень морщится, смаргивает влагу со слезящихся глаз, но тут же затягивается снова, глотая дым скорее «на характер», чем для удовольствия.

До парня долетают обрывки звуков. Они идут со стороны окутанной туманом реки. Парень смотрит туда. Видны лишь смутные намеки на очертания деревьев. При звуке выстрела парень вздрагивает и замирает. Несколько секунд – и в воздухе звучат еще несколько сухих хлопков. Парень зажмуривается, вжимает голову в плечи и охватывает ее руками. Наступает тишина. Полная настолько, что оглушает.

Парень распрямляет плечи. Выдыхает. Встает, зябко передернув плечами.

Движение со стороны леса. Сглотнув комок в горле, парень щурит глаза и зачем-то горбится, склонив голову и потеряв в росте пару сантиметров. Не в силах противиться то ли страху, то ли любопытству, он поднимает глаза и видит неверной походкой выходящего к нему из леса худощавого мужчину.

Рука мужчины плетью висит вдоль тела, и, если бы не мешал туман, можно было бы рассмотреть, как по его ладони сбегают на землю капли крови. Во второй руке мужчина держит пистолет. Бедро мужчины перетянуто окровавленной тряпкой, он прихрамывает, волоча ногу за собой. Ходьба дается ему с трудом, он тяжело дышит и хрипит.