Дэвид Митчелл - Сон №9

– Добрый день,– поздоровалось старинное бюро.

– Приветствую,– сказала ручка Сэй Сёнагон.

– Но я ведь оставил вас в почтенном дилижансе! – воскликнул Козел-Сочинитель.

– Мы идем туда, куда идешь ты,– объяснило старинное бюро.

– А когда вы научились говорить?

– Когда ты научился открывать свои уши,– ответила ручка госпожи Сёнагон, отточившая кончик своего пера на точильном камне остроумия своей первой хозяйки.

– Мы можем начинать? – спросило старинное бюро.– Госпожа Хохлатка с Питекантропом с минуты на минуту тоже будут здесь.

Козел-Сочинитель взял чистый лист бумаги. На возвышенности, низменности, тропические леса, трущобы, поместья, острова, равнины, на все девять углов компаса с подернутого туманом неба капля за каплей падало умиротворение. Страница – действительность. Слово – жизнь.

Чайный зал «Амадеус» – это мир, напоминающий свадебный торт. Пастельная глазурь, рюшечки-розеточки. Тетушка Толстосум удостоила бы его своей высшей похвалы: «Восхитительный». Что до меня, то я бы с удовольствием раскрасил из баллончика все эти кремовые ковры, молочные стены и сливочно-нежные драпировки. Я без труда нашел отель «Ригха Ройял» – пришлось еще час гулять по Харадзюку, убивая время. Сонные продавщицы по холодку мыли витрины бутиков, цветочники поливали тротуар. Помешиваю лед в стакане с водой. Мой дед должен прийти через пятнадцать минут. Теперь слово «дед» получит для меня новый смысл. Странно, как легко слова меняют значения. Еще на прошлой неделе слово «дед» означало человека с зернистой фотографии на бабушкином семейном алтаре. «Его забрало море» – это все, что она рассказала нам о своем давно умершем муже. В местном фольклоре он остался вором и пьяницей, который однажды ветреной ночью исчез, едва отойдя от причала.

«Амадеус» – заведение такого класса, что в нем есть метрдотель. Он стоит за похожей на пьедестал конторкой у жемчужных врат, листает книгу заказов, дает распоряжения официанткам и перебирает пальцами, словно нажимая на невидимые клавиши. На метрдотеля нужно учиться? Сколько им платят? Пробую перебирать пальцами. Но в тот же миг метрдотель устремляет взгляд прямо на меня. Я опускаю руки и отворачиваюсь к окну, жутко смущенный. За соседними столиками состоятельные жены обсуждают секреты своей профессии. Деловые люди изучают газетные развороты и стучат по клавиатурам портативных компьютеров величиной с воробья. Вольфганг Амадей Моцарт, окруженный трубящими в трубы маргариновыми херувимами, смотрит вниз с потолочной фрески. На вид он одутловат и нездорово бледен – ничего удивительного, что так рано умер. Нестерпимо хочется курить – у меня в кармане лежит пачка «Кларкз». Через панорамные окна Моцарту определенно открывается грандиозный вид. Токийская башня, «Пан-оптикон», парк Иойоги, где околачиваются старые козлы с биноклями. В хромированных стеклах небоскреба отражается гигантский кран – точно собственная полномасштабная копия. Баки с водой, антенны, заросли крыш. Сегодня погода вырядилась в хаки. Звон серебряной ложечки о полупрозрачный фарфор чашечки – нет, это массивные часы на каминной полке возвещают о том, что уже десять. Метрдотель, кланяясь, подводит ко мне пожилого человека.

Он!

Мой дед смотрит на меня – я вскакиваю, взволнованный, все заготовленные слова вдруг вылетают из головы,– и его глаза говорят: «Да, это я» – так смотрят, когда назначили встречу незнакомому человеку. Не могу сказать, что мы похожи, но и не могу сказать, что нет. Мой дед опирается на трость; на нем темно-синий хлопковый костюм и галстук-шнурок с аграфом. Метрдотель проворно бросается вперед и отодвигает стул. Мой дед поджимает губы. Кожа у него болезненно-серая, испещренная пигментными пятнами, и он не может скрыть, скольких усилий стоит ему ходьба.

– Эйдзи Миякэ, надо полагать?

Я кланяюсь ему на все восемь восьмых, безуспешно пытаясь подобрать нужные слова. Мой дед насмешливо возвращает мне одну восьмую.

– Господин Миякэ, прежде всего я должен сообщить вам, что я не ваш дед.

Я выпрямляюсь.

– А…

Дворецкий откланивается, незнакомец садится, а я в замешательстве остаюсь стоять.

– Однако я пришел по воле вашего деда, чтобы обсудить вещи, касающиеся семейства Цукияма. Сядь, мальчик.– Он наблюдает за каждым моим движением – из-под набрякших век сверкает острый, как бритва, взгляд.– Называй меня Райдзо. Мы с твоим дедом знакомы не один десяток лет. Я знаю, кто ты, Миякэ. Именно я указал другу на твое сообщение в колонке частных объявлений. Теперь к делу. Как ты знаешь, твой дед сейчас выздоравливает после серьезной операции на сердце. Первоначальные прогнозы врачей были чересчур оптимистичны, он вынужден остаться в больнице еще на несколько дней. Поэтому я пришел вместо него. Вопросы?