Елена Сазанович - Циркачка

Гришка и Влад ворвались запыхавшись и сверкая встревоженными не на шутку глазами.

– Старик! Ужасная новость, Старик! Мужайся!

Я их дальше порога не впустил.

– Я знаю, – хладнокровно ответил я, настолько хладнокровно, что они поежились.

– Знаешь? – недоверчиво спросил Гришка.

– Ты был там! – зло выкрикнул Влад. И вцепился мне в плечо. – Почему ты с ней не поехал?!

Я собирался было ответить на его грубый жест. Но Гришка умоляюще встал между нами.

– Паганини, поехали в больницу, – чуть не плача попросил он. – Там уже Вика…

– Капа жива? – перебил я его.

– Да, – Гришка мотнул головой. – Слава Богу! В общем, несколько переломов… И…

– Ну и прекрасно! – я усмехнулся. – От переломов еще никто не умирал.

– Ах ты… – и Влад замахнулся.

– Я перехватил его руку. И зашипел побелевшими губами.

– Да, Влад. От переломов еще никто не умирал. А… – и мой голос впервые дрогнул. И Влад отступил на пару шагов, вглядываясь в мое совершенно белое лицо. – Но… – вновь прошептал мой дрогнувший голос. – Да, она будет жить, Влад… Но она, понимаешь, она лишила жизни другого! Совсем невинного существа! И, пожалуйста, больше никогда не упоминайте при мне ее имя! Никогда! Слышите, никогда! – и я, махнув рукой, ушел в свою комнату, чтобы они не видели моих слез.

Я долго стоял, уткнув лицо в холодное оконное стекло.

Вглядываясь в безмолвную ночь. И мои слезы сливались с каплями дождя, растекающимися по окну. Капа в этот вечер раз и навсегда отняла у меня свой мир, так и на сумев мне его подарить. И эту потерю я ей уже простить не мог.

… Я вернулся победителем. Но это мне было уже безразлично. Я вернулся, вяло держа в руках золотой скрипичный ключ. И сразу же протянул его своему учителю. Словно поскорее хотел избавиться от тягостной ноши.

– Это вам, учитель.

Учитель крепко обнял меня. И в его глазах я увидел так и не появившиеся слезы.

– Нет, мой мальчик. Он твой. Он по праву тебе принадлежит.

Я упрямо покачал головой.

– Возьмите, учитель. Его выиграли вы. Ваш ум, ваши руки, ваше сердце и ваше терпенье.

И я суетливо, словно чего-то стыдясь, быстро сунул ключ ему в руки. И почти бегом направился к двери.

– Паганини, – окликнул меня учитель.

– Я оглянулся. На моем лице он прочитал все. Мои разбитые надежды. Мое отчаяние. Мою слабость. И он мысленно простился со мной. С моей музыкой. С моими будущими победами, которые никогда уже не состоятся.

– Но это не значит, что жизнь закончилась, учитель, – попытался улыбнуться я. Но у меня ничего не вышло.

А вечером я со своими старыми друзьями собрался в ресторанчике. И, пожалуй, с этого вечера начался отсчет наших воскресных вечеров по привычке.

А в первый раз мы пили за мое успешное возвращение.

За мою победу, которую, выиграв, я тут же умудрился проиграть.

– Ты бы хоть нам показал… Ключ этот, – пробубнил Гришка. – Потрогать его, что ли.

– Да что там показывать, – я махнул рукой, – да не золотой он вовсе. Так, фальшивка. Впрочем… Впрочем, как и моя музыка.

– Ну, ты это брось, старик, – протянул Влад заплетающимся языком. Он быстрее всех умудрился набраться. И его греческий профиль покрылся красными пятнами.

– Ты только начинаешь. Твою музыку уже признал мир. И еще, знаешь, сколько будет… Твоей музыки…

И в словах Влада я тоже уловил фальшь. И усмехнулся про себя.

Они, мои верные друзья, уже не верили в мою музыку. И моя победа уже не имела никакого значения. Они видели меня – сломленного, усталого, подавленного, проигравшего победителя. Со скрипичным ключом из фальшивого золота в слабых руках.

– Спой, Вика, – неожиданно попросил я. Вика недоуменно оглянулась.

– Здесь? А разве можно?

Влад похлопал ее по спине.

– Чтобы тебе – да нельзя? Ты смеешься старуха.

Вика приблизилась к сцене. И ненароком поводя своими оголенными плечами. Мило улыбаясь что-то горячо доказывала музыкантам. И вскоре зазвучал ее низкий, чуть хрипловатый голос. Вика пела какую-то старомодную грустную песенку об ушедшей любви. И у Влада в глазах мелькнули пьяные слезы. И Гришка растерянно чесал свой рано лысеющий затылок. А я почему-то подумал, что Викины мечты о большой сцене останутся всего лишь мечтами. Она удивительно гармонировала с этим стареньким ресторанчиком. Она, ярко накрашенная. С оголенными плечами. И блестящими побрякушками в ушах. Как-то удивительно подходила этой маленькой пошарпанной сцене.

– Гениально! – захлопал я в ладоши. Как только она закончила петь.