Елена Сазанович - Маринисты

А я вцепился в ручки кресла, стараясь не выдать своего волнения. Но скрывать его было выше моих сил.

– Не волнуйтесь так, Тим, – усмехнулся Слон, – я же вас предупреждал, что вы должны быть готовы ко всяким неожиданностям. И ваши мысли, я так понимаю, вновь предугадывают мои слова. Да, Самойлов рисовал Марину, лунную ночь и море. Да, он целиком и полностью выдумал эту женщину, как воплощение несовершенства и совершенства мира, как воплощение жизни и смерти, как примирение самых непримиримых вещей на земле. Даже я, законченный циник, и то чуть не вскрикнул, увидев эту работу. Но я сжал кулаки и промолчал. Я всегда помнил, что я несчастный немой. Я каждый день навещал художника и подолгу следил за движением его рук. И завидовал ему. Я бы так никогда не сумел. Пожалуй, мне всегда мешала выразиться до конца в творчестве – моя внешность. О которой я ни на секунду не забывал. Она лишала меня свободы. И я, урод от природы, никогда бы не посмел изобразить такую красоту. А картина получалась с каждым днем совершенней. И все живее. И по мере ее совершенства усиливалась моя ненависть к художнику. И по мере ее совершенства, моя отчаянная, поверьте, недоступная человеческому мозгу, работа в лаборатории приближалась к концу. Мы закончили одновременно свои труды. У Самойлова был готов портрет Марины. Я вычислил нужную мне формулу, способную перевернуть представление о науке. Следует отметить, что я основывался не на пустом месте. Еще в древности, алхимики до меня практически вычислили это вещество. Я перерыл до этого все нужные старинные книги. И нашел нити, ведущие к этой формуле. Но воплотить ее в жизнь удалось, поверьте, только мне на этой земле. Мы были победителями. И я тут же решил, не откладывая, испытать свою победу.

Я проник в мастерскую художника ночью, когда старая усадьба была совершенно пуста. И я долго любовался картиной, изображенной на ней женщиной, почти неземной красоты. Женщиной, которую я успел полюбить. И которая вскоре могла стать реальностью. И наконец я решился испробовать свое открытие. Я вытащил бутылочку с жидкостью цвета морской волны. И аккуратно промокнул ею контуры тела. Я честно доложу вам, Тим, что до конца не был уверен в своем успехе. Теоретически это было возможно. Теоретически я сделал открытие, основанное на опыте древних. Но как знать… Наука способна на ваяние неожиданности. И, как знать, что могло получится на практике. Некоторое время все оставалось по-прежнему. И я уже стал привыкать к мысли, что ничего не выйдет из моей затеи. Но вдруг мое сердце похолодело. Фигура на холсте постепенно испарялась. И вместо нее появлялось пространство, словно заполненное воздухом. И я вздрогнул, вдруг почувствовав, что не один в мастерской. И почему-то запахло морем. И со всех сторон на меня давил страх. Но я сумел его преодолеть. Я резко обернулся.

Она лежала на полу. И ее глаза, ее прекрасные раскосые глаза были сомкнуты. Уже светало. И я вдоволь любовался ее необычайной женственностью, ее чертами лица, от которых исходил какой-то неземной свет, ее пышными волосами, ее гладкой смуглой кожей. И волнение переполняло меня. И я слегка прикоснулся к ее коже, так пахнущей морем. Ее тело было удивительно теплым. Но тут же я взял себя в руки и опомнился. Стало совсем светло. И времени на сентименты практически не оставалось. Я понес ее на руках. Теперь она принадлежала мне одному. И никто даже не подозревал о ее существовании. Она целиком находилась в моих руках. И мне поскорее нужно было исчезнуть с ней, подальше от людей. Мне принадлежала красота, которую раньше я не мог знать. И она полностью затмила мое желание славы, желание управлять миром. Мне уже совершенно не нужен был этот жалкий мир с жалкими людишками, копошащимися в нем. В море были только я и Марина.

Но Самойлов разбил вое мои мечты в одну минуту. Я с ним столкнулся на выходе из усадьбы. Он с ужасом смотрел на тело, мирно лежащее в моих руках. И не мог вымолвить ни слова. Этой внезапной встречи я не ожидал тоже. И стал лихорадочно подыскивать нужные объяснения. Но было уже поздно. Он прекрасно узнал свою выдумку. И вцепился в меня.

– Что это значит! – закричал он. – Что все это значит!

У меня не оставалось выбора и я открыл ему все карты. Он долго пребывал в оцепенении после моего рассказа. Потом поднял тяжелый взгляд.

– Вы совершили преступление.

– Я совершил величайшее открытие.

Но он не желал меня слушать. Он не знал, что предпринять. Но я попытался убедить его в обратном. И мне это немного удалось. Я сказал ему, если мир узнает об этом открытии, думаю искусство потерпит крах.