Когда говорят, что отец погиб, будучи летчиком, значит либо отца вообще не было, либо он сразу же сбежал от венца, либо он просто был негодяем. Я предпочитала выдуманного летчика, геройски погибшего в сгоревшем самолете.
– М-да… Летчиком… – задумчиво протянула мама. – Пожалуй, по характеру он им был. Здесь я не солгала. Он был отважным, веселым и не боялся смерти. Он был всегда готов на поступок. Вообщим, он был таким, каким мы себе раньше представляли и летчиков, и военных. Впрочем, какими они раньше действительно были.
От моего сердца отлегло. Отважный, веселый, способный на поступок просто не может быть подлецом.
– Ну, вот и все, – Игнат старался говорить весело и беззаботно. – Этого достаточно нам знать про отца. А остальное – не важно.
– Важно, Игнат, – сердито заметила мама. – И странно слышать от тебя такие слова. Тем более, ты на него так похож…
Игнат опустил голову и стал тарабанить пальцами по столу. Нам принесли горячий суп, от которого шел пар, в воздухе вкусно запахло куриными фрикадельками, но к нему никто так и не притронулся, и вишневое мороженное.
– Рассказывай, мама, – тихо попросила я.
Она кивнула и продолжала.
– Он был не летчиком, он был музыкантом. Немножко легкомысленным, очень красивым и каким-то… Очень легким. Эта легкость прослеживалась во всем. В походке, жестах, словах и мыслях. С ним было очень легко. И я не раз задавала себе вопрос, как мог такой человек меня полюбить. Я была круглой отличницей с толстой косой и папкой под мышкой. Очень серьезной, очень задумчивой. Пожалуй, это его ко мне и влекло. Его влекло то, что ему было совсем не доступно. Он обожал слушать меня, особенно когда я читала стихи. Я не скажу, чтобы он был образованным. У него не хватало терпения ни на книжки, ни на науки. Но слушать он умел. А я слушала его музыку…
Он играл на скрипке. Становился посреди комнаты, легко устраивал скрипку на плече, и в его ловких руках смычок становился сумасшедшим. И он играл сумасшедшую музыку. Такую же, каким был сам. Мы удивительно дополняли друг друга. И казалось, так будет всегда. Я, он, его сумасшедшая музыка и наши вечера в этом маленьком кафе на берегу речки, где нам никто не мог помешать. Во всяком случае, мне так казалось. Потому что мне его любви было более чем достаточно. И я еще тогда не догадывалось, что он из той категории людей, которым всегда всего мало.
Все у нас случилось как-то быстро. Быстрая любовь, быстрая женитьба. Может быть, это я торопила события, мне так хотелось его удержать. Однажды, когда вот-вот должен был родиться Игнат, по радио я услышала музыку. Я сразу узнала этот почерк. Сумасшествие, торопливость, азарт. Но все же я не могла почувствовать, что в ней было и что-то новое. В ней было отчаяние, хорошо скрываемое отчаяние. Казалось, мой муж хотел кричать от боли на весь мир, но не мог. Заглушая этот крик показным весельем, лихой бравадой. И когда закончилась игра, я услышала… Я услышала…
Тут мама не выдержала. Она так хотела сегодня держаться, но ей это не удалось. Она расплакалась. Мы бросились к ней. Игнат присел на корточках возле ее колен. Я обняла за плечи.
– Ну, вот видишь, мама. Что ты с собой делаешь, – Игнат говорил с ней как с маленькой. И я в очередной раз подумала, что все держится в доме на его сильных плечах.
Мама встряхнула головой. Подобрала со стола шпильки и аккуратно воткнула их в собранный пучок волос. Эти механические движения отвлекли ее от мрачных мыслей. И она даже изобразила подобие улыбки.
– Все хорошо, мои родные. Все хорошо… Так на чем я остановилась?
Мне тяжело было смотреть на нее. Я и не задумывалась ни разу о том, сколько ей пришлось пережить. И не знала, хочу ли и теперь знать правду. Я перевела взгляд на реку. Вода была настолько спокойной, безмятежной. Плавали утки, ныряя и появляясь вновь. Я бросила им крошки хлеба. И они начали их жадно хватать на лету. Мне неожиданно стало спокойно. Неужели прошлое может настолько причинять боль. И почему? Неужели и я не забуду свою первую любовь? И с грустью и отчаянием, а может быть даже со злобой буду о ней вспоминать? Я не хочу этого. Я не люблю прошлое. Я хочу думать только о настоящем.
– Ну, хорошо, мам, – неожиданно согласился Игнат. – Говори. Может быть тебе станет легче.
Мама сглотнула слезы. Мама решила продолжить.
– И я выслушала спокойный, равнодушный голос диктора. Я до сих пор помню эту фразу. Которая перечеркнула мою жизнь. Отвратительную, гнусную фразу: «Вы только что прослушали пьесу Степана Кондратьева «Посвящение Жанне».
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу