Николай Шипилов - Псаломщик

– Мишка, не вздумай! – услышал он голос Наташи. Она стояла в дверном проеме чулана. Лица и глаз ее было не рассмотреть в «контровом» освещении, но в голосе еще звучало эхо плача. – Не вздумай, Миша – это мистика… Это выше нашего понимания…

– Курить хочу… – Батраков прицелился в треугольник распахнутого под самою крышей окна мансарды.

Она не слышала. Вся эта история его болезни и наступившая ломка курильщика табака не казалась ей чем-то значительным.

Она продолжала свое:

– Это, Мишка, искушение… Батюшка же нам говорил – помнишь? – «Кто храма не строил, тот не знал искушений!» Это, милый Миша, мистика!..

«Пофигистика… Бермудистика… – отзывалось в черепе Батракова. – Табака три листика…»

И он с занудством человека, бросившего курить, произнес такой монолог:

– Вороны, Натаха, заботятся о своем потомстве! Видно, вороненок выпал из гнезда… А крылья-то слабенькие! Значит, взлететь он не может. Но взрослые вороны охраняют их даже на земле! Понятно объясняю?

Наташа все еще отсутствовала: вот она – и нет ее. Но Батраков нудно продолжал, чтобы не думать о сигарете:

– Взрослые вороны этих падших ангелов кормят, а тут вы с Коленькой случайно идете мимо. И эти бдительные твари сочли вас обидчиками… В таких случаях они дружно обороняют своих птенцов! Почему я не должен перебить их, наглецов, с десяток из-за своего птенца? И я перебью!

– На все Божья воля! Неизвестно кто кого сильней…

Она редко возражала мужу, что обозначало христианскую покорность. Но упрямство ее было тихим и неистребимым упрямством рабы, которая и в рабстве строит свое царство, пусть оно небесное.

– Не силой оружия, – с глубокою верою сказала Наталья, – а лишь непрестанной молитвой можно победить эту нечисть!

– Обязательно помолюсь, когда они лягут кверху лапками…

Батраков мягко отодвинул жену плечом и сбежал по лестницам вниз, на кухню. Там он прямо в упаковке взял со стола и сунул в карман ветровки две ром-бабы.

«Приманка!»

Он вышел со двора.

Ярость и жажда мести пьянили и пошатывали. Винтовка плотно лежала в чехле. Казалось, что она легко и страстно дышит.

– Миханя! Остановись! – кричала Наталья вслед, со стуком распахнувши треугольное оконце под крышей.

«Тщетно, барышня…» – Батраков шел, не оборачиваясь, молодым резвым ходом.

– Успокойся, Натаха: он артист!.. – услышал он обращенные не столь к Наталье, сколь к нему, слова тещи.

«Да, блин, артист! Гоблин, блин! – отозвался внутренне Батраков и ускорил шаг, но скорость тут же отозвалась разлитой болью в ногах… – Куда же так рванул-то, дядя?»

– Егда при-идеши-и-и? – неслось ему вслед на церковно-славянском. Это Наташа так шутила. Так могла шутить только она, венчанная ему жена. Видно, прилетело ей из какого-то псалма. А раньше прилетало из пьес.

«Ну, и слава Богу!.. Она уже шутит…» И подумал вдруг: «А у Мишки-то Лебедева две жены к сектантам ушли…»

Он не знал, зачем бы ему жить без Коленьки и Наташи.

… Прошло около часа пути – и вот они, сады смерти.

Батраков так и подумал: сады смерти. Видно, какой-то пьесой навеяло.

Ему нужно взойти на пологую горушку, миновать новую часовню – и вниз, к фамильному, некогда деревенскому кладбищу Перовых, которое теперь находилось в холмистых кущах городской окраины.

Батраков приостыл в виду этих садов.

Как режиссер, он увидел сцену со стороны: человек с ружьем. Сейчас пойдет к часовенке, встретит там лысенького господинчика: где бы, мол, разжиться кипятком, товарищ? Без кипятка, товарищ, совсем плохо – совсем приостыл.

Солнце ушло чуть за полдень.

В плотную кладбищенскую тишину привычно врезался цыганский грай серых ворон. Батраков зарядил ружье пулей с хвостиком стабилизатора и почувствовал спиной легкий озноб: кто-то или несколько кто-то смотрели на него из тенистых зарослей. Никак не выказывая беспокойства, Батраков поднял ружье и пальнул, не целясь, в пятна гнезд. Потом пошел к вершине на своих тяжелых ногах, чувствуя в икрах такую боль, будто их свела судорога.

Часовня оставалась слева.

Кладбищенскими квадратами он шел с передышками в направлении вороньего базара, черно-розовых шапок их грубых гнезд. Он конфузливо оглядывалсяна кресты, звезды и надгробья из камня, добытого стародавними лыткарями. Его увлекло чтение эпитафий. «… Под сим бюстом ангела Божия покоится прах…» Он понял вдруг, что значит выражение «в пух и прах». Это когда земля становится праху – пухом.