Люциус Шепард - Кольт полковника Резерфорда

Она оставалась в той же позе, молчаливая и неподвижная, и Аарон внезапно испытал побуждение выстрелить в нее, увидеть, как она падает, а затем направить оружие против себя. Однако побуждение не реализовалось в действиях; его пальцы стали такими же холодными и бесчувственными, как металл кольта, который они сжимали.

– Ты не хочешь со мной говорить? – Слезы подступили к его глазам, и он прижал ребро свободной ладони к переносице, стараясь их удержать.

Ее голос спустился к нему, показавшись – независимо от смысла слов – искусственным и бездушным, лишенным всякого намека на чувство:

– Извини, Аарон. Я не знаю, что тебе сказать.

Он взглянул на нее вновь и на сей раз не увидел ничего знакомого – не увидел своей кузины, к которой он мог бы обратиться с напоминанием о прошлых днях или словами любви, – только образ красивой женщины с жутковатой улыбкой на устах, в позе Елены Троянской взирающей на что-то видимое ей одной, тогда как у ног ее пылает гибельный огонь, раздутый ее же усилиями. Он не смог вынести это зрелище и, повернувшись, нетвердой походкой двинулся к парадному крыльцу, а оттуда по аллее, не в состоянии думать о том, куда он идет, и что он будет делать. За воротами усадьбы он остановился и поглядел вокруг. В глазах плыл туман. Он услышал какой-то звук и, подняв взор к дрожащим огонькам на небосводе, подумал, что так должны греметь звезды, когда их подобно игральным костям перетряхивают в кубке перед новым броском. В следующую секунду мимо него, грохоча колесами по мостовой, промчался экипаж, влекомый парой лошадей с шорами на глазах; лицо возницы было скрыто под низко надвинутой широкополой шляпой. Огни поплыли в его глазах, очертания деревьев и домов сдвинулись с мест, как будто кто-то менял декорации, создавая гротескный пейзаж преисподней с высокими тонкими башнями, глядящими на него темными треугольниками глазниц, и громадными живыми пауками, насаженными на острия длинных витых шпилей. Когда в глазах его, наконец, прояснилось, он не узнал ничего в окружающей ночи.

Ди пришла в восторг от Ритиной татуировки.

Она расцеловала каждую чешуйку на змеином теле и до блеска вылизала яблоко искушения. Затем она прижалась к Рите грудь в грудь и прошептала ей на ухо, одновременно расстегивая пряжку ее пояса: «Я хочу тебя любить прямо здесь». Рита молча вдыхала приправленный сигаретным дымом запах ее волос. И вот уже эта прелестная девушка с ее нежно-белой кожей и свежим упругим телом стоит на коленях в кабинке туалета, прижимаясь мокрым лицом к ее бедрам... Картинка была достойна того, чтобы занять свое место в памятном альбоме Риты.

– Детка, можешь делать все, что тебе хочется, – сказала она.

Ди спустила ее джинсы и трусики, позволив Рите освободить одну ногу, которую она поставила на крышку унитаза. Женщины в других кабинках притихли, – возможно, прислушивались к чужим радостям любви, а может, сами занимались тем же. Музыка просачивалась из другого мира тяжеловесными перекатами басов. Ди запустила язык глубоко внутрь, и Рита остановила ее, положив руку на голову.

– Не спеши, детка, – сказала она. – Растягивай удовольствие.

Однако Ди ее уже не слышала. Она исступленно обследовала языком ее вагину, проникая в каждую складочку, как голодная кошка, торопящаяся урвать как можно больше от случайно выпавшего на ее долю лакомства. Недостаток опыта с лихвой возмещался энтузиазмом, и Рита сказала себе: «К черту секс-мастер-классы, не суетись и лови кайф». В мозгу ее пылало, потрескивая, пламя; раздался неизвестно чей – возможно, ее собственный – вздох, и сознание раскололось на миллионы отдельных мыслей, желаний и чувств, которые поочередно всплывали на поверхность, пытаясь вытеснить конкурентов, но празднуя лишь кратковременный успех. Открылась входная дверь, впуская порыв гитарно-ударного ветра, и тотчас захлопнулась, припечатав ревущего зверя. Рита была уже далека от всего этого. Оргазм бросил ее спиной на холодную металлическую перегородку, затем согнул пополам и заставил крепко сжать руками голову Ди. Она переживала этот затянувшийся момент, как вязкую субстанцию, заполнившую собой все пространство кабины и быстро затвердевающую, заключая их обеих внутрь огромной прозрачной глыбы. И она была счастлива здесь, счастлива держать в объятиях эту девочку, которую она хотела и могла изменить. Из дальней кабинки раздался язвительный, с сильным южным акцентом, голос:

– Эй, вы там, аккуратнее, не покалечьте друг друга! Послышались смешки.