Элиот Шрефер - Тусовка класса «Люкс»

– Без вас мы бы не справились. – Доктор Тейер так часто повторяла эту расхожую фразу, что Ной совершенно уверился, что ее не стоит воспринимать всерьез. Он не мог понять, чего она ждет; у него было странное чувство, что она хочет, чтобы он заключил ее в объятия.

Ной взглянул в сторону апартаментов Дилана:

– Мне, наверное, надо попрощаться с Диланом.

Доктор Тейер повернула серебряную ручку.

– Ничего, я попрощаюсь за вас. Не беспокойтесь об этом.

Ной нехотя кивнул. Было жаль, что ему не дадут попрощаться, хотя он сам не понимал, в чем причина грусти. Дилану было наплевать на него, да и он не будет скучать по Дилану. Или будет?

– Ну ладно, – тихо ответил он.

– Он, наверное, смотрит телевизор или спит. А вы же знаете, какой он бывает, когда его зря беспокоишь, – весело сказала доктор Тейер.

– Знаю.

Доктор Тейер открыла дверь:

– Прощайте, Ной.

Тон у нее был одновременно представительный и извиняющийся, словно она давала отставку незадачливому любовнику. Когда он проходил мимо, она наклонилась вперед (пахнуло розовой водой) и поцеловала Ноя чуть ниже уха. Дверь мягко захлопнулась.

Из апартаментов Тейеров невозможно было определить, какая на улице погода: окна зашторены так плотно, что их могло бы и не быть вовсе. Выйдя из лифта, Ной увидел, что консьержи складывают черные зонты. Небо было ярким, светло-серым, а Парк-авеню погрузилась в шелковистую черноту.

– Ухты, льет как из ведра, верно ? – спросил Ной консьержей, подходя к двери.

– Да, – ответил один, – надо вам было посмотреть.

– Я сегодня в последний раз, ребята. Больше уже не приду.

Консьерж пожал плечами и открыл дверь.

Через двадцать минут у Ноя было занятие с Кэмерон. Пока он, поеживаясь, быстрым шагом шел через Сентрал-парк к резиденции Лейнцлеров, небо оставалось черным. Огромное серое здание расположилось напротив Музея естественной истории, его застывший силуэт четко выделялся на фоне грозового неба. Кэмерон спрятала копну черных волос под ядовито-розовую кепку с эмблемой «Янки»; надпись на толстовке с капюшоном гласила: «Мы, актеры, круче всех».

– Привет, Ной, что у вас стряслось? – спросила она, подводя его к письменному столу своего отца, где они обычно занимались. Стол привезли из Северной Африки, и его обтянутая черной кожей столешница была обширнее, чем у большинства обеденных.

– Ничего особенного. – Ной сел на марокканский стул и достал папку с заданиями Кэмерон.

– Вы сегодня такой мрачный!

Ной изобразил беззаботную улыбку:

– Да неужели?

Кэмерон придирчиво оглядела Ноя и покачала головой:

– А может, и нет.

– Ну как, готова к диктанту?

– В общем, да. Восьмой лист был очень трудный.

Кэмерон принялась писать слова. Ее мать была француженка, отец превосходно говорил по-немецки, а няня была родом из Латинской Америки. Это счастливая комбинация, и для ученицы-хорошистки у нее был прекрасный словарный запас. Ной смотрел, как она заполняет пропуски.

– Гурман, – она рефлекторно поднесла руку к животу, – это очень толстый человек, верно?

– Почти. Точнее, «человек, одержимый страстью к еде».

– Понятно.

– Я сегодня в последний раз занимался с сестрой Дилана. – Он никак не мог выбросить из головы Тейеров.

– Да? С Таскани? Она вреднющая, да?

– Да нет, она миленькая. Почему ты так решила?

Ну, не знаю. Она всегда казалась такой, – она ткнула в слово из списка, – надменной. Таскани Тейер надменная. И еще… – Кэмерон сделала многозначительную паузу и театрально округлила глаза, словно вот-вот должна была последовать развязка мелодрамы.

– И еще – что? – резко спросил Ной.

– Да нет, ничего, я не могу об этом говорить.

– О, если не хочешь, конечно, не говори…

– Ну ладно, знаете ее подружку, Монику? Высоченная такая, тощая, рыжая?

Ной кивнул. Вероятно, это была та девушка, с которой он видел Таскани возле магазина «Тайна Виктории», та самая, что одновременно казалась и лучшим другом, и смертельным врагом.

– Ну вот, сейчас они уже не дружат. – Кэмерон сделала еще паузу, словно собиралась на этом закончить, но продолжала: – У Моники есть такой красавчик консьерж. Немножко похож на Колина Фаррела. Ну вот, и один раз Таскани пришла к Монике, а консьерж позвонил сказать, что она пришла, а она не стала подниматься, а…

– Спасибо, я понял.

– Вы сами попросили.

– И совершенно напрасно.

– Ну и ладно. Я ничего не хочу сказать, наверняка она очень славная и все такое, но только все мои подружки говорят, что она шлюха.