Элиот Шрефер - Тусовка класса «Люкс»

Мать Монро, блестящий, красноречивый аналитик «Дойче банка», вернула Ноя к реальности. Она считала нужным посоветоваться, ведь Монро – такая умница, но притом чрезмерно впечатлительная. Она даже серебро забывает на место ставить, как же она будет сдавать экзамен? А этот октябрьский набор – ее последняя надежда попасть в Амхерст. Может быть, ей пойдут навстречу и дадут отсрочку? Нет? Что в таком случае Ной может им предложить?

Ной работал с Монро всю неделю. Но она была совершенно неспособна ни на чем концентрироваться. Она скатилась до 1800 баллов – их ни за что не хватит, чтобы поступить в Амхерст. Она хлюпала носом над ошибками в диктантах. Ее ставили в тупик вопросы, которые прежде она щелкала как орешки.

Воспоминания развеялись. Ной поднял голову. Из квартиры доносилась музыка. Он открыл дверь. Федерико и Олена танцевали. Маленький катушечный магнитофончик, который Гера держала на подоконнике, мурлыкал невнятный попсовый мотивчик – этакая полька в исполнении Шакиры. Гигант Федерико, одетый, как рок-звезда восьмидесятых, с курчавыми, несмотря на все попытки пригладить их гелем, спускающимися чуть ли не до плеч волосами, изящно кружил сестру, а она спокойно и с достоинством делала один грациозный пируэт за другим. Ноя они не замечали, и вся сцена выглядела настолько неожиданной, чудной и прекрасной, что Ной так и застыл в дверном проеме.

Заметив Ноя, Федерико остановился.

– Привет, как дела? – спросил он.

Олена язвительно улыбнулась:

– Возможно, в Америке не принято, чтобы братья танцевали с сестрами?

В ответ Ной пробормотал что-то невнятное. Ему не то чтобы было дико, что они танцуют – он находил, что это очень красиво, – у него просто никак не получалось убедить себя перестать быть ханжой-американцем.

К счастью, Федерико, обладавший даром вечно создавать вокруг кутерьму и переполох, принялся рыться у Ноя в портфеле. Первым делом он вытащил списки сложных слов и поскреб пальцем жесткие от геля волосы. В его взгляде читалась мучительная сосредоточенность человека, который рано поутру вытащил из шкафа коробку с овсяной крупой и пытается вчитаться в инструкцию по приготовлению.

– Я из этих ни одного не понимаю.

– Да, – сказал Ной, – это нелегко. Федерико передал лист сестре.

– А ты понимаешь тут хоть что-нибудь? Она взглянула на список.

– Да, понимаю. Но это оттого, что я много читала, Федерико. – Она повернулась к Ною и не без гордости сказала: – Когда в Албании правили коммунисты, наша семья имела там кое-какой вес. У нас был учитель-антличанин, который жил вместе с нами, совсем еще молодой человек, вот как вы. Но с коммунистами было покончено, и при новом, капиталистическом, режиме мы не можем позволить себе нанять учителей. В Албании стало трудно жить, Ной. Очень не-легко.

– А это что такое? – выкрикнул Федерико. Он достал словарные листы, «Человека-невидимку» и наткнулся на журнал Таскани. – «Это все – ты». Не понимаю. Что это такое? И зачем это тебе?

– Это моя ученица, – коротко ответил Ной и тут же пожалел, что не промолчал: ему совсем не понравилось, что толстые пальцы Федерико трогают полуодетую Таскани.

Федерико присвистнул, Олена задержала дыхание.

– Твоя ученица издает журнал! – выдохнула она.

– А это? – Федерико восторженно ткнул пальцем в обложку. – Это она?!

– Ух ты! – восхищенно сказала Олена.

– Ух ты! – сладострастно протянул Федерико.

– Ага, – сказал Ной, соображая, насколько трудно будет вырвать журнал из лап Федерико.

– Это ведь дорого, да? Издавать журнал? – спросила Олена.

– Ну, это не бог весть какая журналистика, – ответил Ной.

– Но это бог весть какая дорогая бумага. Бог ты мой! Вы только подумайте, на что можно было бы потратить эти деньги.

– Ну и классная же сучка, – вставил Федерико. – Нет, Ной, правда, ты просто обязан меня с ней познакомить.

– Нет, – сверкнул глазами Ной, – ни в коем случае.

– Ты кончай говниться, старик. Почему это нет, чудак ты человек?

– Она несовершеннолетняя. Выбрось это из головы.

Федерико принялся листать журнал, время от времени всхрапывая, как он это делал во время занятии на тренажерах. «Ухты», – сказал он снова, потом: «С ума сойти»,-и наконец несколько фраз, которые Ной опознал как албанские. Глаза Ноя метали молнии. Видя его раздражение, Олена забрала журнал у Федерико и протянула Ною.

Федерико нехорошо осклабился, скрестил на груди руки и еще раз пробормотал: «Классная сучка».