Элиот Шрефер - Тусовка класса «Люкс»

«Привет, ребята, это Ной. Просто хочу проведать. У меня все нормально. Перезвоните». Ной закрыл мобильник и уставился на него. Он всегда старался оставлять самые общие послания, не упоминал друзей из Принстона, спектакли, которые видел, не хотел, чтобы они чувствовали, что он отдалился от них, что считает себя выше их. Но он отдавал себе отчет, что гордится тем, что сумел вырваться из захудалого городка. А разве это не значит, что он считает, что преуспел больше, чем они? Телефон в его руке завибрировал.

– Алло?

– Привет, это Кент.

– Как дела? Я просто так позвонил.

– Знаю. Я выходил. Косил лужайку.

– Как там лужайка поживает?

– Шутишь?

– Просто спрашиваю, чтоб разговор поддержать. На другом конце провода воцарилась тишина.

– Как учеба? – предпринял Ной еще одну попытку.

– Учеба?

– Нуда.

– Я думал, мама тебе сказала. Я забил.

– Что за чушь?

– Я нашел работу. Хорошие деньги. Помогаю маме платить за дом.

– Тебе не надо платить за дом. Тебе надо учиться.

– Нет, не надо. Я забил, старик. Хватит.

Ной знал, что не стоит ему продолжать эту тему, Кент и так уже начал ершиться.

– Ну и как ты себя чувствуешь? – спросил Ной.

– Хорошо. Нет, правда.

Ной помолчал. Судя по голосу, его брат и впрямь чувствовал себя хорошо. Или по крайней мере чувствовал облегчение. Он явно стал больше доволен жизнью. Тем не менее Ной не сумел сдержаться.

– Ты сделал громадную глупость, – сказал Ной и подумал: если это и впрямь была глупость, почему он чувствует такое облегчение?

– Нет, – бесстрастно сказал Кент, – это не так.

Ной бросил телефон на кровать. Брат оборвал разговор. Ной был зол, но больше на себя, чем на брата. Как же так: собирается стать высококлассным педагогом и не может помочь собственному брату! Возможно, само понятие «хороший педагог» подразумевает, что некоторых ребят надо оставлять в покое, но его бесила эта глупая реальность – он легко контролировал себя, но решительно ничего не мог поделать со своим братом. Он терпеть не мог безудержную саморекламу банкиров и различного рода консультантов, но боялся, что не настолько способен к самоотречению, чтобы стать хорошим учителем.

Ной побрел в кухню. Он вспомнил, как поражена, ошеломлена была Гера, когда узнала, что у Ноя нет дома мамочки, которая готовила бы ему обед; ее Удивляло даже то, что Ной вообще как-то умудрялся сам себя кормить. Холодильник был пуст, а Ною хотелось есть. Он устал от баночного супа и мексиканского фастфуда – пожалуй, пришло время возобновить дружбу с Герой и Федерико.

Ной порылся на полках в поисках подарка хозяйке. Непочатой оказалась только банка шведского соуса для спагетти, который он ни с того ни с сего купил в «Икее», когда ездил туда за мебелью. Он бросил банку в пакет и устремился за дверь.

Он позвонил и услышал на лестнице тяжелую поступь Геры. Она очень обрадовалась Ною, а он был в восторге оттого, что кто-то так искренне радуется его приходу. Ее улыбка была полной противоположностью хозяйской улыбке доктора Тейер, чье гостеприимство было убедительно лишь для тех, кто сам желал быть в нем убежденным. Она поманила его наверх, и он пошел за ней, чувствуя, как разрежен воздух там, где она проходила. Она исчезла в своей спальне и через пару минут появилась снова, уже в другом, капельку более элегантном гавайском сарафане с серебристой оторочкой.

– Как вы поживаете, Ной? – Она, похоже, специально тренировалась: прононс и тягучие гласные были как у членов королевской семьи.

– Мои дела хорошо, спасибо, – сказал Ной.

– Вы кушали? – спросила Гера, продвигаясь к кухне.

– Я принес вот это, – сказал Ной, доставая из хрустящего пакета банку соуса. Он даже губу прикусил – так ему показалось невежливо, что он что-то притащил и доставил Гере дополнительные хлопоты. Но Гера, увидев приношение, захлопала в ладоши, святясь радостью и любопытством, словно Ной предъявил ей в корзинке спасенного Моисея.

– О, Ной! Спасибо. – И она с почтением понесла банку в кухню.

– Да не за что, – пробормотал Ной, разглядывая драную диванную обивку.

– М-м, – рассеянно промычала Гера. Из дверного проема высунулись голова и громадные груди. – А сколько вам платить ваше агентство, Ной? – Голова и грудь снова скрылись в кухне.

– О, очень хорошо платит. И будет платить больше, если найдет мне еще учеников.

– Моя чудная дочь Титания, – голова Геры задержалась в проеме ровно настолько, чтобы сделать ударение на слове «чудная», – она всегда была такая старательная. Ей в этом году исполняться двадцать. Я так мечтаю, чтобы она могла учиться, пойти в колледж. Как вы думаете, она там будет хорошо учиться?