Элиот Шрефер - Тусовка класса «Люкс»

Ной сидел в кофейне, было самое начало вечера. Он обзванивал своих знакомых. За эту неделю подушка приобрела в их кругу широкую известность. Незатейливая рифма за короткий срок превратилась чуть ли не в цитату из греческой трагедии. Его друзья Тайсон и Джефф решили, что это пародия. Та-бита решила, что это здорово, и захотела заказать себе такую же. Его мать это опечалило, а Кента -позабавило. Гера сказала, что такую подушку нельзя держать дома, а Федерико предположил, что доктор Тейер специально ее купила.

Высказал он это предположение во время двойного свидания. Они сидели в самом темном углу пуэрто-риканского ресторанчика, который и так был освещен всего-навсего флюоресцентными лампами, Федерико пригласил ту самую девушку, с которой познакомился на дискотеке в одном из пакгаузов Куинса, и уговорил ее привести с собой подругу. Ту девушку, с которой они тогда вернулись с вечеринки, Ной пригласить не мог, потому что не мог вспомнить ее имя. Девушка Федерико то и дело хихикала, клала на стол пухленькие, в браслетах ручки, наклонялась вперед и хитренько улыбалась, глотая пиво, словно то была содовая вода. Отвечая Ною, она всякий раз смотрела на Федерико. Ее подруга тоже, судя по всему, была на том вечере, однако Ной никак не мог вспомнить ее лицо. На шее у нее расположилась татуированная бабочка.

– Бедненькая девчушка с подушкой, – выговорила Бабочка.

– Да ну ее на хрен, – сказала Девушка из пакгауза. В нос ее было продето колечко. – Богатенькая девчушка.

– Веселенькое дельце, – сказал Федерико, знаком показывая официантке, чтобы принесла еще жареных бананов. – Ну и работенка у Ноя. Я эту историю всем рассказываю.

Ной не смог удержаться от улыбки (не часто выпадало ему рассказать историю, которая вызывала всеобщий интерес и обсуждение; успех был головокружительный), но под горячей волной удовольствия он ощущал прохладную меланхолию. Ему было жаль Таскани, но теперь она превратилась в персонаж из анекдота. А к персонажу анекдота трудно испытывать сочувствие.

– Эти люди – они все идиоты, – сказала Девушка из пакгауза. – Прямо радоваться начинаешь, что ты не из таких.

– Ну, не знаю, – отозвалась Бабочка, не глядя на собеседников. На ней был мешковатый джемпер с надписью «Янки». – Она же просто девчонка. Вряд ли ей все это нравится. Даже говорить неохота. – Она отодвинулась далеко от стола, положила ногу на ногу; лицо у нее было не просто грустное, а безжизненное.

– Надо же такое придумать – хрень несусветная, – заявил Федерико. Он воздел над столом руки, словно желал обнять всех троих. Волосы у него были аккуратно смазаны гелем и зализаны назад, как у киношного мафиозо средней руки. Ной задумался о том, не слишком ли далеко зашло его любопытство и не стали ли они с Федерико – человеком, который даже не особенно ему нравился, – уже и друзьями.

Федерико провел пальцем по руке Девушки из пакгауза и принялся чертить вокруг локоточка маленькие кружки. Ной посмотрел на Бабочку, с которой у него вроде как было свидание: ее локти скрывали водолазка, свитер и ветровка.

Девушка из пакгауза многозначительно посмотрела на Федерико и ткнула вилкой в кусок цыпленка.

– А она, эта девчонка, – хорошенькая? – спросила она.

– Ну-у, в общем, да, – сказал Ной. Он успел подрастерять свое обаяние. – Думаю, она ждет, когда я начну ее кадрить.

– И как? Начнешь? Хочешь ее типа поучить? – заинтересовался Федерико.

Бабочка корябала этикетку своей бутылки с пивом. Взгляд у нее при этом был такой сосредоточенный, словно она надеялась, что сумеет, хорошенько сконцентрировавшись, заставить их всех исчезнуть.

– Вообще-то ее, похоже, стоит трахнуть. Дай ее мамашку тоже.

Бабочка встала и пошла в туалет. Она так и не сняла джемпер. Федерико и его девушка продолжали хихикать над казусом Таскани. Федерико наклонился вперед и, учтиво придерживая лоснящиеся волосы (чтобы не упали в рис), прошептал на ушко своей партнерше: «Вот подожди, повезу тебя домой, – шепот был как раз такой громкий, чтобы мог слышать Ной, – раздвину тебе ножки и попробую, какая ты вкусная».

Он с гордостью взглянул на Ноя: «Смотри-ка, чем я сегодня ночью буду заниматься», – и Ной, смущенный и сердитый, уставился в столешницу. Он был зол на Федерико за то, что тот такой грубый самец, зол на Девушку из пакгауза за то, что ей это, похоже, нравится. И зол – он понимал это – также и на то, что Бабочка совершенно им не заинтересовалась и так явно не желала иметь с ним никакого дела, потому что – ага, может, это и есть ключ? – он американец и образованный. Привычные для него темы были этим людям не нужны. Да, он развлекал публику и все его слушали, смотрели ему в рот. Но заинтересовала их Таскани, а не рассказчик. Он был всего лишь приемником, передатчиком, был способен узнать о жизни бестолковой и заметной семьи, которая дала ему работу. У него не было ни гарлемской непосредственности, ни изысканного лоска Парк-авеню.