Виктория Токарева: Тайна Земли

У Алены есть знакомый Вова — сосед четырех лет. Алена при встрече присаживается перед ним на корточки, гладит его по волосам и приговаривает: «Вова умный, Вова красивый, Вова лучше всех». А Вова смотрит ей в самые зрачки и не мигает. И даже реснички не дрогнут. Если же ему вдруг сказать: «Вова плохой», — он тут же поверит, тут же обидится и зарыдает горькими слезами.

Примерно те же взаимоотношения у неё с Николаевым: Алена гладит его по лицу и говорит: «Ты — мой любимый. Ты единственный. Ты — лучше всех». Николаев тоже смотрит ей в глаза, и на его лице — выражение глубокого внимания.

Алена была искренна в те минуты. Но если бы она пустилась на прямую грубую лесть, Николаев не заметил бы подмены.

Эта потребность в подтверждении происходила от неуверенности в себе. При внешнем комплексе превосходства он все же ощущал комплекс неполноценности. Он себе не доверял. И уверенность Алены была ему просто необходима для удельного веса. Чтобы не всплыть на воде. Чтобы не взлететь от ветра с поверхности земли.

Было начало третьего.

Совещание у директора все ещё продолжалось. Перед его дверью сидела воспитанная секретарша — женщина с остановившимся возрастом. Ей можно было дать тридцать, и сорок, и пятьдесят.

Секретарша с тщательно скрываемым неодобрением посмотрела на Алену и спросила:

— Что вы хотите?

— Мне нужен Николаев, — ответила Алена и села в независимой позе, закинув ногу на ногу.

Алена боялась, что Николаев после совещания может сразу уйти, не заглянув в кабинет. Тогда придётся приезжать в другой день. А ей удобна только среда, когда в школе нет пения. Три выходных дня в неделю плюс три месяца летних каникул, не считая весенних и зимних, входили в преимущества её неблагодарной, малооплачиваемой специальности.

В приёмную то и дело заглядывали научные сотрудники и сотрудницы.

Алена делила всех людей на мужчин и женщин. Женщин она делила на тех, кто с бровями и без бровей.

Последняя мода советовала женщинам щипать брови и тем самым открывать глаза. Открытый глаз лучше виден окружающим и больше видит вокруг себя, чем тот, что занавешен широкими бровями. И даже если женщина, торопясь по делам, проскочит мимо своего счастья, то счастье само увидит её глаза и придержит за локоть.

Мужчин Алена тоже делила на две группы.

Первая — с открытым поиском. Они открыто ищут своё счастье и смысл жизни. Им интересны и тайны Земли, и тайны любви. Как правило, эти мужчины не находят ни того, ни другого. Чтобы найти что-то одно, нельзя отвлекаться на другое. Но есть и такие, которые успевают и преуспевают и тут и там. Именно их пытаются выделить из общей массы девушки с выщипанными бровями.

Вторая категория мужчин — без поиска. То ли они все для себя нашли, то ли ничего и не искали. Эти, как правило, не исповедуют никакой моды. Их не интересует своё внешнее решение.

В приёмную заглядывали женщины с бровями и мужчины без поиска. Они с некоторым удивлением взглядывали на Алену, а потом на секретаршу, как бы спрашивая: «А это что?» Именно не «кто», а «что». Алена выглядела так, будто явилась не в научно-исследовательский институт в рабочее время, а в ночной бар, который бывает открыт во время кинофестивалей. На ней были чёрные атласные брюки-юбка и серебряная майка, под которой отчасти угадывалось, а отчасти просматривалось её молодое нежное тело.

Она явилась из вечера, а это был день. Она явилась из праздника, а были будни. И ещё она подозревала, что, с точки зрения окружающих, явилась не из высокого праздника, а из бездумья и шабаша, на который ходят ведьмы и черти. И не всякий туда пойдёт.

В какую-то минуту Алене захотелось подняться и уйти, но в этот момент растворилась дверь и из кабинета директора вышли люди. Почти все они были без поиска либо с тщательно скрываемым поиском.

В середине мини-толпы шёл грузный человек с чуть просторными и чуть приспущенными штанами.

Алена была убеждена, что люди произошли не поголовно от обезьян, а каждый от своего зверя. Алена — от кошки. Николаев — конь, но не крупный, а пони. Возможно, и осел. Этот, в середине толпы, происходил от льва. У него было тяжёлое царственное лицо. Каждая черта в нем была тяжела и значительна. Алена догадалась, что это директор. Директор молчал, но внимание всех людей было направлено в его сторону, как стрелка компаса к северу.

Какой-то человек что-то говорил директору, суетясь словами и интонацией. Директор слушал, и по его лицу было заметно, что ему это неинтересно. У директора было такое выражение, будто ему тоже все надоело. Но не сегодня, как Алене, а лет двадцать назад. И с тех пор каждый день. Это было застарелое хроническое «надоело».