Виктория Токарева: День без вранья

Моя Нина бывает красивая и некрасивая. Бесцеремонная и застенчивая. Умная и дура. Её любимый вопрос:

«Хорошо это или плохо?» — и каждый раз я не знаю, как ей ответить.

Мать поздоровалась со мной приветливее, чем обычно, и, прихватив соль, ушла на кухню. Я понял — она в курсе наших дел.

Я разделся и сел на диван. Нина снова принялась чертить. Мы молчали.

Она, видно, собиралась сказать мне нечто такое, чтобы я понял раз и навсегда, но ждала, когда я начну первый.

А я не начинал первый, и это злило её.

Телевизор был включён. Шла передача «Встреча с песней». За столом сидели действующие лица и их исполнители, вели непринуждённую дружескую беседу в стихах.

Время от времени все замолкали, за кадром включали песню — тогда один из артистов принимался старательно шевелить губами. Артист, изображающий лётчика, спел подобным образом две песни — одну тенором, а другую басом.

Когда передача закончилась, диктор стал перечислять фамилии тех, кто эту передачу готовил. Я подумал: хорошо бы всей этой компании приснилась ночью радуга.

— Валя! — Нина отложила карандаш. Не выдержала.

— Прежде всего я хочу знать, за что ты меня не уважаешь?

Все-таки лучше, если бы она была только умная.

— С чего ты взяла, что я тебя не уважаю?

— Мы договорились в семь. Я ждала до семи пятнадцати, стояла как не знаю кто… Я не говорю уже о любви, хотя бы соблюдай приличия…

Последнюю фразу Нина придумала не сама, заимствовала её из немецкого фильма «Пока ты со мной» с Фишером в главной роли.

— Я пришёл в семь шестнадцать, тебя не было, — сказал я.

— Почему ты пришёл в семь шестнадцать, если мы договорились в семь?

— Я не мог перейти дорогу: там, возле метро, поворот — и не поймёшь, какая машина свернёт, какая поедет прямо.

— Ну что ты врёшь?

— Я не вру.

— Значит, считаешь меня дурой…

— Иногда считаю.

Нина посмотрела на меня с удивлением. По её сценарию я должен был сказать: «Брось говорить глупости, я никогда не считал тебя дурой».

Тогда бы она заявила: «И напрасно. Я действительно круглая дура, если потратила на тебя лучшие годы своей жизни».

Но я путал карты, и Нине пришлось на ходу перестраиваться.

— И напрасно… — сказала она. — Я все вижу. Все.

Что там она видит? Будто дело в том, пришёл я в семь или в семь шестнадцать. Главное, что я не делаю предложения.

— Что ты видишь? — спросил я.

— То, что ты врёшь, — Нина побледнела сильнее, наверное, действительно не спала ночь.

— Когда я говорю правду, ты не веришь.

— Ты не думал, что я вчера уйду…

Я понял, Нина решила не перестраиваться, а просто сказать мне все, что приготовила для меня ночью.

— Ты привык, что я тебя всегда жду. Пять лет жду. Но больше я ждать не буду. Понятно?

Вот тут бы надо встать и сделать предложение. Но я молчу.

Где-то в казахстанской степи есть сайгаки — такие звери, похожие на оленей. Я их видел в кино. Сайгаки эти жили ещё в одно время с мамонтами, но мамонты вымерли, а сайгаки остались и, несмотря на своё древнее происхождение, бегают со скоростью девяносто километров в час.

Ленька Чекалин рассказывал, как охотился ночью с геологами на грузовике. Если сайгак попадает в свет фар, он не может свернуть, наверное, потому, что ночью степь очень чёрная и сайгак боится попасть в черноту.

Представляю, что он чувствует, когда бежит вот так, я очень хорошо представляю, поэтому не хотел бы охотиться на сайгака. Но вцепиться в борт грузовика, ощутить всей кожей пространство и видеть в высветленном пятне бегущего древнего зверя я бы хотел.

Если бы меня после института на оставили в Москве, я, может, увидел бы все это своими глазами. Но меня оставили в Москве, и я боюсь, что теперь никуда не поеду. А если женюсь на Нине, то вообще, кроме Москвы и Московской области, а также курортных городов Крыма и Кавказа, ничего не увижу.

Нина ждала, что я отвечу, но я молчал.

— И вообще ты врёшь, будто переводишь по вечерам, — грустно сказала она. — Где твои переводы? Хоть бы раз показал…

— Нет никаких переводов. Я по вечерам к Леньке хожу, а иногда в ресторан.

— Я серьёзно говорю, — Нина подошла ко мне. — Ты куда-то уходишь, я… ну, в общем, правда, покажи мне свои переводы.

— Да нет никаких переводов, — сказал я серьёзно. — Я к Леньке хожу, а тебя не беру, ты мне и так за пять лет надоела. Там другие девушки есть.

Нина засмеялась, села возле меня, и я почувствовал вдруг, что соскучился. Мне даже невероятным показалось, что когда-то я обнимал её. Нина быстро оглянулась на дверь. Я прижал её к себе, услышал дыхание на своей шее, подумал — правда.