Виктория Токарева - Один кубик надежды

Лора и Таня были разные, как, например, собака и коза. Они чем-то похожи: примерно одинаковой высоты, обе на четырех ногах и с хвостом. Но все-таки собака — это собака. А коза — это коза. И то, что очевидно одной, совершенно непонятно другой.

И Лора стояла тихая и тупая от сознания своей зависимости.

В пять часов придут старушки, которые сядут перед кабинетом смирно, как дети, зажав в кулаке кубик надежды. Уколы пропускать не рекомендуется, потому что организм нельзя обманывать. Он поймёт и обидится и не станет размывать соли, и снова появятся боли и разъедающие мысли о смерти. И все оттого, что Лора хочет быть счастливой. Обязательно счастливой, несмотря ни на что.

— Я за тебя завтра отработаю, — пообещала Лора. — А хочешь, два дня подряд.

— Да не придёт он.

В дверь постучали, и в кабинет вошла женщина среднего возраста. Не молодая и не старая. Вернее, и молодая и старая, — смотря с чьей точки зрения смотреть. С точки зрения старух — молодая.

— Фамилия? — строго спросила Таня и неловко полезла с дивана.

Подошла к столу, на котором лежала толстая раскрытая тетрадь, в черном переплёте.

— Почему не придёт? — спросила Лора.

— Посмотри на себя в зеркало, — предложила Таня.

Зеркала поблизости не было, но Лора и так хорошо знала свою внешность. У неё был часто встречающийся в среднерусской полосе тип лица. Она всегда всем кого-то напоминала.

— Ну кому мы нужны за то, что мы — это мы? — произнесла Таня.

Женщина подобострастно улыбнулась, как бы деля беседу, но Таня строго на неё посмотрела, будто одёрнула, и женщина снова стала серьёзной.

…Как сверкала река. Будто по воде бежали крошечные солнечные человечки, их было несметное количество. Как китайцев. Они все бежали и бежали, и не было им ни конца ни края.

Законный муж Серёжа вышел из реки в дрожащих каплях и произнёс, постукивая зубами:

— Счастье, вот оно…

Потом они пошли по берегу. У Лоры тогда, в девятнадцать лет, была длинная коса. Серёжа вёл её не за руку, а за косу.

А через неделю кто-то постучал в дверь.

Лора отворила и увидела женщину с плоским свёртком под мышкой.

— Серёжа дома? — строго спросила женщина.

— Он на работе, — объяснила Лора, робея строгого тона.

— Передайте ему. Он забыл у меня свои тапки.

Женщина протянула свёрток. Это были тапки, завёрнутые в газету.

Забытые тапки и солнечные человечки были настолько несовместимы, что Лора и не совместила. Она просто не поняла.

— Зачем вы беспокоились? Он сам бы заехал и забрал…

Лора честно посмотрела на женщину, но та почему-то взяла и стукнула Лору тапками по щеке. Что было совсем уже странно.

Серёжа не отрицал, что это действительно его тапки. Но его возмущало нетоварищеское поведение женщины: ворваться в сердце семьи с прямой уликой предательства… Так друзья не поступают.

Серёжа говорил, что если бы в нашем обществе можно было иметь двух жён, то он женился бы на обеих, кормил их и развлекал, потому что ему нравилась и та и эта. Каждая за своё.

Но в нашем обществе можно иметь только одну жену. Надо было выбирать. Серёжа не знал — на ком ему остановиться. А та женщина знала. Она была сильным человеком и умела постоять за своё счастье.

После того как он ушёл, Лора стала худеть по одному килограмму в день. Тело стекало с неё, и в конце концов она легла на диван, чтобы не вставать. Она умирала, потому что её жизнь — Серёжа. А если нет Серёжи — нет и жизни.

Таня носила ей еду, отрывая кусок от семьи. Заставляла есть и разговаривать. Но больше разговаривала сама.

…Большие городские часы показывали половину седьмого.

Маленькие часы на Лориной руке показывали столько же.

Лжесвидетель опаздывал на полтора часа, и самое неприятное заключалось в том, что отсюда, с этой точки, было видно окно процедурного кабинета. В окне время от времени маячило Танино лицо. Выражения отсюда было не разобрать, но Лора и так его угадывала. Таня как бы говорила: «Стоишь? Ну, стой, стой…»

Может быть, Ему встретилась та самая сильная женщина, с серёжками в ушах. Взяла его за руку и приказала: «Иди за мной».

Но Он вежливо освободит руку и вежливо скажет: «Сильные женщины — для слабых мужчин. А я сам сильный человек. Поэтому я пойду к Лоре».

Лора ещё раз внимательно огляделась по сторонам.

Дядька в рабочей одежде устанавливал афишу к новому фильму. Вдвинул большой фанерный щит, на котором было нарисовано лицо артиста Ульянова без края щеки и без уха. Но ульяновские глаза с честно-требовательным, чуть раздражённым мужским прищуром уже взирали на этот мир. Рабочий вдвинул ещё одно звено и подогнал ухо к щеке.