Алексей Зайцев: Инь-Ян

Сводит с ума Инь-Ян. Всматриваюсь в этот символ и чувствую, что теряю рассудок. Начинают мерещиться кусающие друг друга за хвост рыбы. Они носятся по кругу и меняют цвет. С белого на черный. А потом с черного на белый. Я запускаю ладонь в тайный знак, но не вылавливаю ничего, кроме старого дырявого ботинка. Вот тебе и раз! На экране телевизора показывают обнаженную девушку. Ее движения плавны и грациозны. Изображение подрагивает, и девушка ежесекундно меняет цвет. С белого на черный. А потом… потом я беру стакан виски и зачем-то разбиваю его об пол. Мне почему-то кажется, что я поступаю правильно. Осколки ложатся на пол в виде символа Инь-Ян. Виски превращается в красное вино и стекает со стекол алой кровью. Девушка на экране начинает мне подмигивать. Правым глазом. Я начинаю подмигивать ей левым. Впрочем, не то чтобы начинаю… разумнее было бы сказать, что он сам начинает. А если уж совсем честно, то он просто дергается. Кровь-вино растекается по полу, его становится гораздо больше, чем было в стакане. Еще чуть-чуть, и оно затопит соседей. Я молча улыбаюсь своей теледевушке. Спустя секунду она сходит с экрана и ложится на стол. Я наклоняюсь к ней, совершенно одурманенный, желая поцеловать, но… поздно. Она превращается в татуировку у меня на руке. В гибкую и сексуальную туземку, запечатленную у меня на кисти неизвестным художником. Когда я начинаю шевелить пальцами, она танцует. Прямо посередине ее грудей проходит моя синяя венка. В вене бежит красное вино из разбитого стакана, в котором был виски. Я открываю ее, и наливаю еще один стакан. Размешиваю в нем пепел своих врагов. Закрываю глаза и медленно постигаю таинство смерти. Мне видится, как по синей реке плывет лодка, сделанная из лезвий для бритья. На лодке плывет моя теледевушка. Время от времени она танцует. В такие моменты мне хочется стать художником, чтобы запечатлеть ее танец на холсте навсегда. Однако она кричит мне: «Не стоит, ведь холст не вечен!». И я соглашаюсь с ней, отбрасывая в сторону так и не взятые в руки краски. Краски летят в воздухе, переливаясь всеми цветами радуги. Больше всего мне нравится зеленый. Цвет травы. А тебе синий — цвет неба. Но кроме красного цвета заката нам, по всей видимости, ничего не светит. Ты хлопаешь в ладони, и в дверь врывается ночь. В черном плаще, на вороном коне, она разбрасывает вокруг нас угольки тьмы. Конь топчется на месте, цокая копытами. Еще секунда и я готов буду поклясться, что это вовсе не он цокает, а капает вино из моей вены, либо на худой конец, вода из крана. Ты снисходительно улыбаешься. В тот же миг появляется солнце. Круглое, как арбуз, оно вкатывается к нам в окно. У нашего солнца почему-то черные крылья. Недовольный этим фактом я гоню его прочь. Тяжело переваливаясь на своих маленьких кривых лапах, оно уходит через балкон. Мы отказываемся его провожать. Ты говоришь, что ты женщина и поэтому никогда не сможешь быть доброй. Только требовательной. Я пропускаю твою болтовню мимо ушей. Гораздо интереснее наблюдать за тем, как стоящая на четвереньках весна старается вылакать пролитый на пол виски. Двигает своим шершавым языком из стороны в сторону. Мне не удается сдержать улыбку. Очень хочется петь. Что-нибудь веселое и оптимистичное. Танцовщица на моей руке снова начинает подмигивать. Я пугаюсь. Если так пойдет и дальше, она снова вернется на телеэкран. И мне придется писать ей письма хмурыми дождливыми вечерами. Б-р-р-р… какая же ты все-таки ревнивая! Ненавидишь мою танцовщицу. Всякий раз после занятий любовью стремишься стереть ее ластиком. Но сейчас речь не о том. Сейчас речь о шахматах. Ты сидишь в темной комнате и объявляешь сама себе мат. Со всех сторон стекаются принцы и признаются тебе в любви. Но ты монотонно талдычишь им одно и то же «мат». Как только тебе не скучно? Я отворачиваюсь и гляжу на спорхнувшую с моей правой кисти танцовщицу. Она подбегает ко мне и нежно целует меня в губы. Я оставляю у нее на шее фиолетовый засос. Спустя секунду символ Инь-Ян отпускает меня. Я стою в комнате полной книг и амулетов. Кроме меня тут никого нет. Сводит с ума. Инь-Ян.