Юрий Козлов - Враждебный портной

— А на самом деле? Ты что, когда была цензором, читала медицинскую литературу?

— Wayback — человек возвращается к своим истокам, к древним, затерявшимся в веках brothers, точнее, праbrothers. Не каждый, конечно, примерно один из тысячи, — с презрением (или ему показалось?) посмотрела на Каргина Ираида Порфирьевна. Уж он­-то, по ее мнению, точно не относился к этим избранным. — Из тех, кому регулярно вводили внутривенно большие дозы АСД, — уточнила она. — Предки — праbrothers — Посвинтера были снежными людьми! И он к ним вернулся! Наливай! Ты же привез две бутылки? Что это за водка? Где ты ее купил? Какая-то кислая и слабая.

— Что ты несешь? — не выдержал Каргин.

— Она совсем на меня не действует.

— Я не про водку!

— Одни люди произошли от снежных людей, — загнула палец Ираида Порфирьевна. — Странно... — на мгновение задумалась. — Неужели... все евреи от них? Другие, — загнула второй палец, — от питекантропов. Третьи — от неандертальцев... — Два пальца — большой и указательный — остались не загнутыми. Ираида Порфирьевна нацелила их, как пистолет, на Каргина. — Четвертые — от кроманьонцев, их больше всех. Пятые — от австралопитеков, они самые маленькие и тупые! — показала Каргину кулак. — Это все — сухопутные люди. А вот разные там оборотни, пришельцы, инопланетяне, — разжала кулак, как бы выпуская на волю... муху, — которых кто-то где-то видел, которые якобы насилуют в лесу и на балконах женщин, на самом деле — жертвы АСД . Их осталось мало, потому что АСД запретили, но они еще есть... Ходят по лесам... Жрут... кошек.

— Кошек? — удивился Каргин.

— Собак, крыс, а может, и людей, — расширила меню праbrothers Ираида Порфирьевна.

— Водка, говоришь, не нравится? — спросил Каргин. — Значит, больше не пьем.

— Пьем, — сказала Ираида Порфирьевна, — или я больше тебе ничего не расскажу.

— Про что?

— Про черную деву, — усмехнулась Ираида Порфирьевна, — и страсть молодого вождя.

— Читали, читали Гумилева. В Мамедкули не водятся жирафы, только верблюды.

— Водки жалко?

— Черную деву! Страсть к водке ее погубит. Не жарко в платке?

— Не жарко, — зевнула Ираида Порфирьевна. — Умереть от пьянства на девятом десятке — счастье, об этом можно только мечтать. Он жил в крепости, которую построил Александр Македонский. Я его встретила один раз ночью на дороге у кукурузного поля за нашим домом. Я поругалась с Ванькой, вышла через дальнюю калитку подышать свежим воздухом. Было холодно, но светло. Помнишь, какая там осенью луна? Желтая, как блюдо с урюком. Я пошла вдоль кукурузного поля и увидела его. Он был в Ванькином пальто нараспашку, и там... ну... у него как будто висел хобот... Раньше... — вдруг замолчала.

— Что? — вздохнул Каргин.

— Он у него мотался, как маятник. Раз нам здесь больше не наливают, — капризно потянулась Ираида Порфирьевна, — мы идем спать...

Какой-то бред, вздохнул Каргин. Александр Македонский — гений, покоритель мира. Он помнил величественные останки древней крепости. Их было отлично видно с крыши дома Порфирия Диевича. Особенно красиво — как обрыв, только не над морем, а посреди пустыни — крепость выглядела на закате. Остывающее солнце вставляло в нее, как в башмак, светящуюся ногу. Крепость была как росчерк пера на одном из первых авторских проектов переустройства мира. Факсимиле божественного Александра на сыпучей песчаной странице.

И... Посвинтер — снежный человек, почему-то в отцовском пальто и с... мотающимся хоботом . Каргин подумал, что, пожалуй, хобот — самая реальная деталь во всем этом (в духе Куинджи) ночном пейзаже.

— Что он сделал?

— Он увидел, что я дрожу от холода, снял пальто и надел на меня.

— И все?

— И все.

— Ничего не сказал?

— Сказал. Только он уже не очень хорошо говорил, слова как будто варились, булькали в горле. Он сказал, что если бы все люди стали такими, как он, им бы была не нужна одежда.

— Точная мысль, — восхитился Каргин. — Зачем одежда, когда шерсть? Но почему он был в отцовском пальто?

— А еще сказал, — продолжила Ираида Порфирьевна, — что и деньги тогда были бы людям не нужны.

— Ну да, — неуверенно (после паузы) предположил Каргин, — это ведь было при Хрущеве. Никита обещал народу коммунизм к восьмидесятому году. У него могло получиться, если бы кто-нибудь подсказал про АСД.

...Вдруг живо, как будто это было вчера, перед глазами возник пластмассовый черно-белый телевизор «Нева», купленный родителями в начале шестидесятых. Они часто уходили куда-то по вечерам, оставляя дома Диму одного. Единственным его развлечением был телевизор. Однажды вечером в нем появился Хрущев. Дима не вникал в его речь, но в какой-то момент ему показалось, что Хрущев смотрит прямо на него и обращается непосредственно к нему. А еще ему показалось, что Хрущев не вполне трезв, точнее, сильно пьян. «Что такое коммунизм? — задумчиво произнес Никита Сергеевич, и Дима, завороженный, застыл перед экраном, как кролик перед раскрытой пастью удава. — Попробую ответить так, чтобы ты понял, — продолжил Хрущев, легко и естественно перейдя с (обобщенным) зрителем на «ты». Он любил обращаться к народу по-простому. — Вот ты сейчас сидишь, смотришь на меня в телевизор, и у тебя один костюм в гандеропе . А в восьмидесятом году будет два!» — для наглядности вытянул вперед ладонь с двумя пальцами, как показал Диме игривого зайчика, Хрущев.