Юрий Козлов - Враждебный портной

От разноязычной родни в Надины песни вплетались шифрующие (или возносящие смысл на недосягаемую высоту, если он, конечно, изначально в них присутствовал) слова. И русский язык у нее был особенный — простой, четкий, укороченный, как линейка для измерения предметов определенной длины.

«Я в Финке . Говорить дорого», — отвечала Надя, когда Каргин звонил ей много лет назад по только что появившемуся в те годы сотовому телефону из Питера, точнее, из дачного пригорода, где он держал свой первый — перестроечный — магазин. Он, как только такие телефоны появились, сразу купил две тяжелые, золотисто черные, с откидывающейся крышкой­-микрофоном и вылезающей антенной «моторолы» — себе и Наде. Используя стилистику Надиного русского, он называл их « звониками ».

«Звоник не платит за “звоник”, — возражал Каргин, — за Звоник платит Дима».

Но Надя, особенно если речь шла о бессмысленно потраченной копейке, была неумолима.

« Дос !» (до свидания) — отключалась.

Из немногих Надиных слов явствовало, что в данный момент она закупает товар в Финляндии ( Финке ). Другой цели пребывания в этой, как и в других, разделяемых в зависимости от расстояния на дальник и ближняк, странах, у Нади не было.

Иногда (если Каргин сильно просил не торопиться с досом ) он успевал узнать, что она заехала в Финку через Бруснику (пограничный переход Брусничное), а возвращаться будет через Торфы (Торфяное), потому что товара много, а в Торфах у нее знакомая смена. Она берет в эту ездку в основном хозку (хозяйственные товары). Хозка занимает много места, так что через Бруснику, где считают, сколько сумок на рыло, никак .

Каргин пытался развивать Надин язык. К примеру, предлагал сократить хозку и взять немного едки (продуктов) и питки (напитков). Или зарезервировать пару сумок под носку (дешевый, но качественный финский ширпотреб). Однако неологизмы не приживались в Надином языке, как неудачно пересаженные органы в человеческом организме. Хотя Каргин не понимал, чем, собственно, ее хозка лучше его носки ?

— То есть, если я захочу, ты... дашь, — с трудом сформулировал какой-то неуместный, как неожиданные воспоминания о бурятской бабушке, вопрос Каргин. — Но не мне, а... костюму?

— Дашь? — пожала плечами Надя. — Разве у костюма есть то, чем можно взять?

— Кто его знает... — Каргину показалось, что костюм на нем ожил. Он как будто пытался втолковать Каргину, что есть, еще как есть у него то, чем можно взять.

— Ты меня нашел и позвал сюда не для этого, — продолжила Надя, покачиваясь с каблука на каблук, поигрывая дорогой плетеной сумкой на длинном ремне.

Каргин подумал, что Надя, в высоких сапогах с наколенниками, в походном плаще, похожа на средневекового почтальона-скорохода, а в ее сумке на длинном ремне его ожидает письмо с ответами на все вопросы.

Когда Каргин держал магазин в пригороде только что переименованного в Санкт-Петербург Ленинграда, он платил Наде зарплату как продавщице, процент от выручки — как партнеру, оплачивал ее ездки в Финку за хозкой, едкой, питкой, ноской и прочими товарами, которые пулей улетали с полок. Надя в то время была его работницей, подругой, советчицей — одним словом, незаменимой участницей во всех делах, которыми занимался Каргин. Эти дела можно было сравнить с хаотично рассыпанными на столе пазлами от разных картинок. Каждую картинку следовало завершить к определенному времени. Надя безошибочно раскладывала пазлы в нужном порядке, завершая картинки точно в срок. Она знала, чем одарить пожарника, как договориться с председателем дачного кооператива о столе заказов (это делало торговлю опережающе рентабельной), как отвадить бандитов или сделать неизбежную дань необременительной, как организовать при магазине кафе — небольшое, на несколько столиков — и тем самым превратить торговлю спиртным — самым востребованным в России во все времена товаром — в круглосуточную.

В любви (а куда деваться, если они все время были рядом, ели из одной тарелки, спали на матрасах в подсобке, пока Каргин не выкупил участок в дачном кооперативе) Надя была неприхотлива, отзывчива и по-своему стыдлива. У Каргина не было тогда других женщин. Он о них даже не думал. Он хотел позвать Надю замуж, но смущали ее невозможная четкость, простота, умение все контролировать, рентгеновское видение сути вещей. Это были достоинства исполнителя, но не спутника жизни . В самом деле, не мог же Каргин и дальше в хвост и в гриву эксплуатировать Надю уже не как работницу, а как жену? Он пытался вывести их отношения из матрицы «шеф — наемная сотрудница», но как-то не получалось. Надя скучала, когда он водил ее в ресторан, отказывалась от подарков, молчала, когда он заводил речь о будущем.