Дмитрий Вересов - Невский проспект

– Вы бы съездили в Москву, Александр Владимирович, – сказал он, доверительно глядя ему в глаза, и взгляд его говорил, что это приказ.

Следующим вечером он уже был у Орловых – пил чай с Марией Григорьевной, поглощал ее пирожки с яблочным вареньем, которые не любил с детства, и слушал вполуха ее причитания. Ждали маршала. Встреча Переплета с дочерью закончилась быстрым поцелуем и вручением купленной по дороге куклы. Переплет так и не смог заставить себя поверить, что это его ребенок. Должно быть, Мария Григорьевна это уже хорошо поняла, потому что речь о Ксении больше не заходила. Говорили о чем угодно – о политике и видах на урожай, о пирожках и стоимости погребения в Ленинграде, но не о Дине и Ксюше. Можно было подумать, что совершенно посторонний человек зашел в гости. Да так, оно, в общем-то, и было.

«Идеальная жена для Орлова», – думал Переплет, глядя на седеющие волосы Марьи Григорьевны, ее старомодную брошку со смальтой, которой она за-крепила концы шерстяной шали. Большую часть дня Марья Григорьевна проводила за работой по дому, ревниво приглядывая за приходившей три раза в неделю домработницей и в оставшееся время исправляя все, что та успела испортить. По крайней мере, так все выглядело в ее пересказе.

Так или иначе, Ксения попала в хорошие руки. Акентьев бродил по роскошной квартире Орловых, сравнивая ее с домом своего отца. Квартира Акентьева-старшего четко ассоциировалась с театром, где отец проводил большую часть времени. Дом Орловых скорее напоминал музей или казарму. Здесь все было на своих местах. В таком доме трудно было забыть зажигалку или пачку сигарет – любая вещь, оказавшаяся не на своем месте, нарушила бы общую гармонию. Теперь Переплет понимал хотя бы отчасти причины Дининого поведения – но не стал углубляться дальше в бездны психологии, оставив это специалистам.

Вечером вернулся Орлов, подтянутый и бодрый. Лицо его было спокойным, даже веселым, и Переплет решил, что с Диной дела не так уж плохи. Они пили индийский чай – никакого спиртного не предлагалось. «В доме висельника о веревке не говорят», – вспомнил Переплет старую добрую пословицу.

– Завтра поедем навестить! – сообщил за чаем тесть.

Переплет кивнул, выбора у него в любом случае не было.

Встали рано. Переплет пытался нагнать на себя соответствующее случаю настроение. Получалось плохо – тупо хотелось спать. Больница располагалась в нескольких километрах от города. Ехали молча. Переплет смотрел на мелькавшие за окнами деревья. Здесь, под Москвой, весна уже вступала в свои права.

Больница, как и всякий правительственный объект, была обнесена высокой оградой. Водитель махнул у входа своими корочками, и ворота распахнулись, пропуская их на территорию. В просторном и пустом холле висели бронзовые барельефы с какими-то медицинскими светилами. Атмосфера напомнила Переплету одновременно крематорий и исполком. Прибыли только вдвоем – муж и отец. Ксению сюда везти было ни к чему. Дочка и не выказывала никакого желания поскорее увидеть маму – в доме маршала ее внимание занимала Марья Григорьевна и несколько десятков игрушек. Да и самой Марье Григорьевне лучше было сейчас не видеть дочь.

В пустых больничных коридорах шаги отдавались эхом. Орлов чеканил шаг, халат мантией развевался за его плечами – размера, подходящего маршалу, найти не сумели. Акентьев на положении ординарца следовал за его правым плечом, морально готовясь к встрече. Накануне он обговорил с Орловым детали предстоящего визита к Дине. Вообще-то эти детали следовало обсуждать с лечащим врачом, но, судя по всему, маршал, не доверявший эскулапам, считал, что знает лучше.

– Шарлатаны! – приговаривал Орлов, описывая в скупых красках последнюю встречу с дочерью. – Ни черта сказать не могут! То ли меня берегут, то ли себя!

Обстановка палаты и сама Дина совершенно соответствовали тому, что Переплет представлял себе в Питере. Раньше его такое совпадение наверняка озадачило бы, теперь же он не придал ему никакого значения.

– Здравствуй, – сказала Дина бесцветным голосом.

Она хотела что-то сказать, но тут же замерла и беспокойно огляделась, словно что-то невидимое витало возле ее лица.

Маршал наклонился к дочери, закрыв ее своей спиной от зятя. Переплет отошел к дверям. У него на душе было тоскливо, словно и его уже заперли в этой проклятой камере.

– Посмотри! – Орлов обращался к нему. – Они же просто напичкали ее снотворным – она ничего не соображает! Спит с открытыми глазами! Дина, дочка!