Борис Шустов - Заполярная сказка

Я знал, что с минуту на минуту на палубу выйдет представительный высокий мужчина с седой головой, встанет с ней рядом и будет курить, а потом возьмет ее под руку и они уйдут в ресторан. Может случиться и так, что вместе с мужчиной выйдет моложавая женщина, очень похожая на девушку, с таким же спокойным, чистым лицом, и издалека, да еще в вечернем свете они покажутся мне чуть ли не сверстницами, и лишь когда они пройдут мимо, я замечу печальные, понятливые глаза женщины, морщины на лбу и около губ и поредевшие на висках волосы. В ресторане они сядут за свободный столик, перед ними возникнет официант, запишет заказ и исчезнет, мужчина снова закурит, а девушка взглянет в окно и увидит меня, стоящего на палубе. Она посмотрит на меня мельком и сразу отвернется. Я поплетусь прочь, остановлюсь где-нибудь поодаль, но в месте, с которого хорошо разгляжу их, возвращающихся из ресторана. Они постоят немного на палубе, подышат свежим воздухом, а потом скроются в своем «люксе» и больше уже не выйдут. Когда стемнеет, окно их каюты мягко засветится, но сквозь него ничего нельзя будет рассмотреть, потому что оно будет зашторено.

Сейчас я подойду к ней и скажу… Что? Сказать ей надо о том, чтобы она не боялась меня, чтобы пошла вместе со мной на корму, где танцуют под аккордеон, где весело и шумно. И еще надо сказать, что я увидел ее утром, сразу после бестолковой посадки в Красноярском порту, три дня назад…

Внезапно я услышал смех, обернулся и увидел, что девушка идет прямо на меня. Она улыбалась, чуть приоткрыв яркие пухлые губы, и я совсем близко увидел ее ясные глаза, опушенные густыми темными ресницами, завитки густых волос, упавших на белый лоб, и длинные крутые брови. Я растянул рот в глупейшей улыбке, думая, что она остановится передо мной, но она прошла мимо и, проследив ее путь, я увидел, что она улыбалась не мне. Она шла к седому мужчине и моложавой женщине, стоявшим в дверях ресторана. Заходя следом за мужчиной и женщиной в ресторан, девушка оглянулась, посмотрела на меня и засмеялась. Мне сразу сделалось хорошо, а, когда она села за стол и посмотрела в светлое окно, я совсем осмелел и помахал ей рукой.

Возвращаясь из ресторана, они как обычно остановились около борта. Я видел, как Девушка что-то умоляюще говорила мужчине, как поддержала ее женщина и как мужчина, сердито швырнув горящую папиросу в воду, ушел. Женщина покачала головой и пошла за ним. Девушка осталась одна. Сначала она стояла неподвижно, потом оглянулась раз и второй. Я покинул свое укрытие, подошел к ней и поздоровался.

– Добрый вечер, – ответила она. – Как вас зовут?

– Анатолием. А вас?

– Юлией. Они меня ни на шаг не отпускают, – быстро проговорила Юлия и посмотрела на окно каюты. – Особенно папа. Давайте от них убежим?

И она протянула мне руку.

3

Давно прошел тот памятный день, когда маленький слабосильный паровозик остановился у белого здания вокзала Полярного, когда наконец-то облегченно вздохнул однорукий товарищ Назаров и тепло простился с нами. Миновали светлые заполярные ночи, холодные дожди с ветрами, и вот уже намертво сковали землю большие морозы. Улицы поселка Железнодорожного, где мы жили в длинных беленых бараках, завалило сугробами, подступила полярная ночь, и уже не гасли фонари на дорогах.

Мы – Вадим Осокин, Миня Морозов и я – жили в угловой комнате. И хотя батареи были горячие, не дотронешься, по ночам мы замерзали: барак был старый, со щелями. Работали мы в три смены на фундаментах завода железобетонных изделий под Зуб-горой, в стороне от города. Самой тяжелой была ночная смена. От нашего барака до стройки было километра полтора, но и это небольшое расстояние на ветру, в хороший мороз крепко выматывало нас. Мы шли, пряча лица в воротники полушубков, часто сменяя впереди идущего, потому что первому было идти всего труднее. И были рады, когда по широким уступам спускались в свой котлован, где пахло мерзлой землей и было безветренно. Поблизости работали демобилизованные солдаты, те самые, что ехали с нами на пароходе. Из их котлована сразу же слышались глухие удары кирками о землю: солдаты всегда начинали работу первыми. В тусклом свете фонарей опускалась и к нам пустая железная бадья, гулко брякалась, и Вадим, отбросив сигарету, брался за лом: он был бригадиром. Поначалу мы, конечно, уставали: приходя домой, не раздеваясь, валились на койки и долго лежали, глядя в низкий потолок, но потом ничего, привыкли, а однажды сравнялись по кубатуре вынутого грунта с солдатами. В начале декабря выдали отбойные молотки, и работа пошла веселее.