Харуки Мураками - Сборник рассказов

— Не знаю. После налёта дружба пошла врозь, и мы расстались. С тех пор так ни разу и не виделись. Я даже не знаю, где он сейчас живёт.

Жена молчала. Кажется, она уловила в моём рассказе некую незаконченность, но даже не заикнулась об этом.

— Выходит, налёт стал прямой причиной вашего разлада?

— Пожалуй, так. После этого случая мы были в сильном шоке и несколько дней говорили о взаимосвязи между хлебом и Вагнером, о правильности нашего выбора, но к выводу так и не пришли. Если рассуждать логично, выбор был правильным: никто не пострадал, каждый добился своего. Булочник — правда, до сих пор не могу понять, зачем, ну да Бог с ним — устроил пропаганду Вагнера, мы от пуза налопались хлеба. И всё же, мы чувствовали в этом какую-то серьёзную ошибку. Эта непознанная в корне ошибка повисла мрачной тенью над нашим бытиём. Поэтому я и использовал слово «проклятье». Это, без всякого сомнения, походило на проклятье.

— И как? Оно уже перестало висеть? Над вами?

Я сделал из лежавших в пепельнице язычков браслет.

— Этого я не знаю. Мир переполнен разными проклятьями. Поди, догадайся, какое из них за что!

— Ерунда, — сказала жена, пристально вглядываясь в мои глаза. — Если разобраться, всё станет ясно и понятно. К тому же, пока ты сам не снимешь с себя проклятье, оно, как больной зуб, будет продолжать мучить тебя до самой смерти. И не только тебя, — меня тоже!

— Тебя?

— Теперь ведь я твой партнёр! Например, наш голод сейчас из-за этого! До свадьбы я ни разу не ощущала такое острое чувство голода. Тебе не кажется это странным? Однозначно, нависшее над тобой проклятье распространяется и на меня тоже.

Я кивнул, разломал браслет из язычков и вернул их в пепельницу. Не знаю, права ли она, но чувствую, что так оно и есть.

И вдруг, пропавшее было из сознания чувство голода вернулось с удвоенной силой. Спазмы на дне желудка, как по проволоке, отдавались дрожью в голове, внутри меня всё будто перемешалось.

Я по-прежнему смотрел на подводный вулкан. Вода стала ещё прозрачнее. Казалось, лодка безо всякой поддержки плывёт по небу, и лежащие на дне камни видны так отчётливо, словно до них можно дотянуться руками.

— Я живу с тобой только полмесяца и всё это время ощущаю телом присутствие чего-то такого, — продолжая в упор смотреть на меня, она сложила пальцы в замок. — Пока ты этого не рассказал, я не догадывалась, но теперь знаю точно: ты — проклят.

— Как ты думаешь, какое оно — это проклятие?

— Ну, будто с потолка свисают не стиранные много лет пыльные шторы.

— Это — не проклятье, это я сам не стирал, — пошутил я.

Но она не засмеялась.

— Не то, не то ты говоришь!

— Хорошо, — согласился я. — Если, по-твоему, это — проклятие, что мне тогда, в конце концов, делать?

— Ещё раз напасть на булочную. И сделать это прямо сейчас, — отрезала она. — Другого способа снять его нет!

— Что, прямо сейчас?

— Да. Пока мы голодны. Добиться не достигнутого до сих пор.

— А где же мы с тобой найдём посреди ночи открытую булочную?

— Поищем! Токио — большой город, хотя бы одна ночная булочная должна быть.

Мы сели в старенькую "Тойоту Короллу" и отправились в полтретьего ночи на поиски булочной. Я рулил, жена сидела рядом, скользя острым взором хищной птицы по обеим сторонам дороги. Поперёк заднего сиденья распласталось длинное, похожее на окостенелую рыбу автоматическое ружьё «Ремингтон», в карманах накинутой на жену ветровки позвякивали друг о дружку запасные патроны. А ещё в салоне лежали две чёрные лыжные маски. Признаться, я не понимал, зачем жене нужно автоматическое ружьё. А маски? Ни я, ни она — ни разу не катались на лыжах! Однако она об этом говорить не стала, а я и не спрашивал. Только заметил про себя, странная штука — семейная жизнь.

И всё же,не смотря на полную экипировку, мы так и не смогли найти ни одной открытой посреди ночи булочной. Я ехал по пустынным дорогам от Йойоги к Синдзюку [2] имеются в виду центральные районы Токио. Упомянутый здесь маршрут представляет собою практически замкнутую петлю протяжённостью 14–15 километров. и дальше по направлению к Йоцуя, Акасака, Аояма, Хироо, Роппонги, Дайкан-яма, Сибуя. В недремлющем Токио на глаза попадались разные люди и заведения, и только булочной не было, — не пекут они хлеб посреди ночи!

По путимы дважды встретились с полицейскими машинами: одна неподвижно затаилась на обочине дороги, другая, не спеша, обогнала нас сзади. Каждый раз меня прошибал пот, а жена, не обращая на них никакого внимания, во все глаза высматривала булочную. При каждом её движении патроны издавали в кармане звуки, сравнимые с перекатыванием шелухи в подушке. [3] в Японии издревне набивали подушки шелухой гречихи. Они не отличались особой мягкостью и при любом движении издавали звук, отдалённо похожий на скрип снега под ногами. В настоящее время вместо гречихи используются наполнители из пластмасс.