Первые погранотряды на хлипких малосильных катерах выперли с острова пришельцев, организовали в фактории заставу.
Но прожили тут немного. Хотя и край страны Птичий, но не самый отдаленный. Да к тому же бухты неглубоки, от шторма порядочной посудине укрыться негде. А штормы в Шатарском море необузданные, злые. С тех пор люди на Птичий попадали редко, да и бродили больше все по прибрежной тайге, не забираясь в глубь острова. На всех Шатарских островах в начале тридцатых работали топографы и геологи-съемщики. С тех пор у страны так и не дошли до островов руки. Так что Кеша был первым полпредом власти в далеком и забытом людьми крае. Чуганский промхоз с любой оказией присылал ему инструкции и включил острова в освоенные охотничьи угодья.
Прибыл Кеша на Птичий, имея на борту лодки муку, сухари, соль, сахар, крупу, табак, охотничий припас и строительный инструмент: пилу, топор, молоток, с десяток гвоздей и двух собак – Бурака и Соболя.
Он намеревался пересечь остров с севера на юг и с запада на восток. Срубить зимовье и остаться на Птичьем на зимовку. Был июль. В устьях рек и в прибрежных долинах поднялась в пояс трава, цвели ирисы и кое-где, высвечивая зелень разнотравья, полыхали сараны. Территория зверофермы густо заросла кустарником, а в бывших вольерах вымахали в рост человека стройные лиственки. Дом фактории был еще крепок, но в нем свободно гулял ветер и царил дух запустения. Русская печь, сложенная на заграничный манер, осела и дышала могильным холодом. Высокое крыльцо схилилось набок и отчаянно ныло под шагом.
Все тут было чужим, казенным, далеким… Поэтому Кеша твердо решил обосноваться где-нибудь подальше от бывшей фактории.
Место для жительства Кеша выбрал в устье реки Лебяжьей, на невысоком взлобке, прикрытом густым ельником. Здесь в речку Лебяжью впадал быстрый и довольно широкий ручей. Название реки Кеша запомнил еще по лоции, будучи зверобоем, а ручей сам нарек Травяным. К его верховью он думал уйти сразу же, как только справится с постройкой зимовья, лабаза и бани. Париться Кеша любил и никогда не упускал возможности поставить рядом с зимовьем, если позволяло время, баньку. За неделю Кеша управился со всеми делами и ушел в тайгу. Он шел по ручью Травяному, вслушиваясь и вглядываясь в заповедную тайну деревьев. Его привыкший к негромкой, но большой жизни тайги слух улавливал мудрый язык леса. Вот, нарушая общий шум вершин, что-то прошелестело, хрустнуло и пошло-пошло волной прочь от ручья. «Белки», – отметил про себя охотник. Над водой, едва-едва заглушая бормотание волны, прошел долгий, торопкий стук. Где-то от водопоя, совсем рядом, вспугнутые его запахом и запахом собак, уходили олени. Скоро он подсечет их тропу. Вероятно, на вершинных сопках много ягеля: олений табун крупный.
На ствол старой ели, что лежал поперек ручья, выбежал бурундучок. Засуетился, засвистел, привстал на задние лапки и воззрился на Кешу черными капельками глаз. Собаки было рванулись к нему. Но Кеша остановил их одним взмахом руки. Посвистел бурундучку, и тот ответил торопливо и звонко. Охотник еще посвистел, и бурундучок снова откликнулся. Бурундуков Кеша любил и таил к ним какое-то отцовское нежное чувство. Еще в детстве он однажды приручил к себе зверька настолько, что тот принимал у него из рук пищу. Бурундуки были всегда веселы и подвижны.
За полдень Кеша вышел к истокам ручья Травяного. Широкая поляна заросла высокой жирной травой. Травы легко покрывали охотника с головой, под ногами хлюпала вода, а где-то впереди, скрытые зеленой стеной, забеспокоились утки. Над поляной зависли раскидистые кроны берез, а чуть выше шумел ельник-зеленомошник. Такие поляны любит медведь, он бродит по ним в жаркие дни. Кеша остановился, прислушался, насторожились и собаки, чуть-чуть ероша шерсть. Может статься, что медведя сморила жара и он крепко спит, забравшись в густую и волглую тень зарослей.
Охотник шел неслышным скользким шагом. Бурак и Соболь все больше ерошили шерсть и оскаливали пасти. Но, кроме недавних, еще пахнувших зверем лежек и бочажка-водопоя, Кеша ничего не обнаружил.
Судя по лежкам и следам, медведь был крупным. Охотник, прикинув вершком след зверя, определил возраст – семь лет.
Кеша хорошо знал и уважал жизнь хозяев тайги. Исходив по их тропам сотни и сотни километров, не раз вступая с ними в честное и всегда крайне опасное единоборство, охотник настолько изучил их нрав, что мог легко определить характер любого медведя.
Читать дальше