Маша Царева - Это подиум, детка! Сага о московских куколках

– Все будет хорошо, – на ломаном английском шептала она, – вернешься домой, сделаешь пластику. Пройдет год, и ты забудешь об этой истории.

«И правда, – думала я, засыпая, – вернусь в Москву, потребую у Пабло компенсации. Пусть оплачивает лучшего пластического хирурга и три месяца восстановления в швейцарских Альпах… Если бы такое произошло с обычной девушкой – вот это была бы трагедия. Но я – вовсе не обычная девушка, у меня друзья, деньги, связи… Все будет хорошо».

– Послушай меня, Алена. Я понимаю, что ты чувствуешь себя несправедливо обиженной. Но и ты меня пойми. Подставила ты меня так, что мама не горюй. Ивкин напустил на мой офис налоговую проверку, а ведь для закона я прохожу как модельное агентство. Отмазаться было сложно, я даже думал, что придется продать кипрскую виллу. Так что если ты рассчитываешь на компенсацию…

Примерно такими словами встретил меня Пабло, когда я, прихрамывая и пряча лицо под огромными темными очками в стиле Пэрис Хилтон, заявилась в офис агентства. Мозг мой отказывался воспринимать его слова. Я-то шла сюда победительницей, я-то чуть ли не с гордостью перехватывала любопытные быстрые взгляды, которыми награждали меня случайно встретившиеся по пути «модели» Пабло. А по пути, в такси, занимала себя безмолвной, но крайне увлекательной игрой – попросить ли серебристый кабриолет Porsche или усыпанный брильянтами кулон Chopard, или круиз по Средиземному морю, или шиншилловую шубу до пят… Или хотя бы пластическую операцию на носу, потому что работать в таком виде…

Почему-то я не сомневалась, что Пабло бросится к моим ногам, будет многословно извиняться, и сначала я буду держаться холодно, но потом мы немного поплачем друг у друга на плече, и я благосклонно приму все преподнесенные дары. В конце концов, он не виноват в неадекватности Ивкина. А на деле вот как получилось…

– Что значит, я подставила? – задохнулась я. – А ты в курсе, что меня хотели убить? Помнишь, что ты мне сулил, когда заманивал в свой бордель? Ты говорил, что у тебя продвинутая служба безопасности, что с твоими девчонками никогда не происходит неприятностей. И что получилось? А?!

– Не кипятись, – досадливо поморщился он.

Пабло сидел за своим рабочим столом – кажется, китайский антиквариат. Темно-бурая махина с перламутровой инкрустацией и резными ножками – даже непонятно, зачем ему такой навороченный стол, ведь его работа заключается в просматривании фотографий московских куколок с высокой целью подкладывания их (куколок, а не фотографий, разумеется) под материально выгодные тела. А я стояла перед ним навытяжку, как солдат-новобранец. Почему-то в тот день в его кабинете не было кресла для посетителей. Может быть, то был особый садистский способ морального унижения?

– Мне нечего тебе сказать, – не глядя на меня, покачал он головой, – кое-что ты заработала, верно? Поправишь личико, может быть, кто-нибудь тебя и возьмет под крыло. Могу поговорить с Элеонорой, у нее тоже агентство. Конечно, рангом пониже, чем мое…

Я не могла поверить своим ушам:

– Что ты несешь?! Что я сделала не так? Почему ты так со мной обращаешься?! И какая на фиг Элеонора?!

– Ты оставила заявление в полиции, – лицо Пабло было непроницаемым, – этого делать было нельзя. Ни в коем случае.

– Но этот клиент хотел меня убить. Мне пришлось плыть долбаный километр с вывихнутым плечом! – я сорвалась на визг.

Пабло поморщился, будто бы от головной боли, и тупо повторил:

– Клиент неприкосновенен. Я обеспечиваю ему защиту. И когда моя девушка пытается посадить клиента, это отражается на моей личной репутации. Что тут непонятного?

От возмущения у меня даже голос сел.

– Но…

– Больше никаких «но», Алена, – он посмотрел на свои часы Breiteling стоимостью восемь тысяч долларов, – поверь: я очень хорошо к тебе относился. Ты была одной из моих самых любимых девушек. С другой я бы и разговаривать после такого не стал. А сейчас мне пора, переговоры.

– А я…

– А ты больше никогда здесь не появишься, если будешь умницей, конечно. А если не будешь, моя охрана объяснит тебе, что к чему, – с этими словами он с милой улыбкой поднялся из-за стола, давая понять, что аудиенция закончена.

Лучшее средство от депрессии: для француженки – секс, для немки – шопинг, а для несчастной русской девушки, у которой к тому же сломан нос, – водка. В тот вечер я впервые в жизни напилась. Не кокетливые алкогольные возлияния из серии «Ой, держите меня, я такая пья-аная, как бы не наделать глупостей!», а по-настоящему. В гордом одиночестве. Закусывала бесхитростными маринованными огурчиками, вареными креветками и бородинским хлебом. Пила прямо из горлышка. К концу второй бутылки забеспокоилась – вроде бы столько водки, а в голове по-прежнему ясно, мысли не путаются, боль не проходит. Поднялась с табуретки – и началось.