Маша Царева - Это подиум, детка! Сага о московских куколках

Она, шестнадцатилетний сибирский воробушек, у которой и духов-то в собственности не было, с ленцой рассуждала о Куршавеле, а Монте-Карло свойски называла Монтиком.

И в конце концов, как в детской игре, Алене удалось расцепить ладони конкуренток и с разбегу прорваться в порочный круг.

Ее ангажировали на целую неделю для работы промо-girl на выставке «Меха России». В роскошной шубе до пят она будет улыбаться посетителям выставки, зазывать их на стенд и получать пятьдесят долларов в день. Плюс три процента, если вдруг кто-нибудь решится купить шубку с ее легкой руки.

Шуба Алене досталась белоснежная, норковая, в пол. В обрамлении этой роскоши она выглядела эффектнее и старше – даже менеджер меховой компании восхищенно прицокнул языком, когда она вертелась перед зеркалом. Шелковистый мех ласкал щеки, как ладони нежного любовника.

185 (природа) плюс 12 (каблуки).

Впервые Алена несла свои сантиметры с гордостью царственной амазонки.

Выставочный зал был поделен на сотни тесных каморок-стендов – из одного из них Алена ленно вынесла свою красоту. В ее руках была кипа рекламных листовок. Алена медленно брела по проходу, раздавая их посетителям.

– Заходите на наш стенд!.. Покупайте шубы, лучший мех на нашем стенде!.. Добро пожаловать на наш стенд!

И сначала ей казалось, что работать на выставке одно удовольствие – знай себе, носи меха да декламируй рекламный текст. Все ей улыбались, посетители мужского пола восхищенно на нее заглядывались, а непривычная к амплуа желанной женщины Алена трогательно смущалась. Какой-то иностранец долго ей что-то втолковывал на французском языке, а потом сунул в ее вспотевшую ладошку свою визитную карточку – кажется, он был фотографом и желал с ней работать.

Но прошел час, за ним другой. Кондиционера в помещении не было, и скоро Алена поняла, что обладание шубой – это не такой уж обетованный рай. Гости выставки сдали верхнюю одежду в гардероб, а она была вынуждена томиться в мехах. Под платьем нестерпимо чесалась спина, вдоль позвоночника струился щекочущий ручеек пота. Хотелось пить. Хотелось снять с себя всю одежду и кожу заодно, чтобы каждой клеточкой прочувствовать блаженный ветерок сквозняка.

Когда вечером ей вручили пятьдесят долларов – ее первые модельные деньги, на которые она так рассчитывала, о которых так мечтала, – она почти не испытала радости.

А за тысячу километров, в запорошенном первым снегом N-ске, над фотографиями из Алениного портфолио склонились три женщины – ее бабушка, ее мама и лучшая подруга Галина, как фанера над Парижем пролетевшая над мировыми подиумами со своими никому не нужными ста семидесятью двумя сантиметрами роста. Галина, горько переживавшая несправедливый выбор москвичей, немного остыла, почти простила Алене невольный успех, но в глубине души продолжала надеяться, что, помыкавшись в негостеприимной столице, подруга вернется. И все станет по-прежнему – она, Галочка, будет привычно королевствовать, Алена – вздыхать и слушать байки про ее амурные похождения.

По субботам Галочка забегала к Алениной маме на чай – жадно выслушивая новости из подружкиной новой жизни, она ждала – ну когда же? Когда?

– Она похудела, – сокрушенно причмокнула бабушка, монументально статная моложавая дама в бордовом халате, – посмотрите на ее колени. Бухенвальд.

– Да брось ты, – легкомысленно говорила Аленина мать, – посмотри, красавица какая. Всего два месяца прошло, а она словно распустилась, расцвела!

А Галочка молча констатировала: и правда расцвела. Такой макияж – даже разрез глаз стал другим, немножечко кошачьим. И волосы похожи на атласное покрывало – как у самодовольных дев из рекламных роликов шампуня. И брови выщипаны. А какое платье – вроде бы простенькое, незамысловато черное, но до чего же элегантно!

– Наверное, Алена много зарабатывает. Я такое платье в «Космополитене» видела, – уныло вздохнула Галочка.

Знала бы она, что платье было одолжено у секретарши агентства – нехотя та согласилась посидеть в стареньком Аленином свитере, пока новоявленную модель будут снимать для портфолио. У самой Алены подходящих вещей с собою не оказалось, а исправить жестокое недоразумение не позволял бюджет.

– Ох, не знаю, не знаю, – качала головой бабушка, – говорила я с ней по телефону. Она какая-то уставшая. И словно разочарованная. Не жалуется, конечно, но чует мое сердце – несладко ей там.

– Да брось ты, мама! Девчонке единственный раз в жизни выпал шанс, а ты готова все испоганить, лишь бы вернуть ее под свое крыло!