Сергей Алексеев - Покаяние пророков

Единственным утешением в этой ситуации был определенный и значительный вывод: самозванец, сидящий сейчас в срубе, не имеет отношения к предводителю, иначе бы зачем он искал Соляную Тропу, когда его человек давно стоит на ней и, мало того — забрался в один из самых потаенных скитов А Космач поначалу связывал их: богатенький предводитель вполне мог зафрахтовать вертолет, экипировать, придумать легенду и забросить своего соратника поближе к Полурадам, чтоб ног не бил, и ждать результата. Однако Палеологов никак не мог сфальсифицировать записку Космача, поскольку не знал, чья диссертация зашифрована под номером 2219. И будь у него хорошие отношения с Лидией Игнатьевной и самим академиком, узнал бы элементарно.

В принципе, Палеологов был не опасен, от его устремлений сильно попахивало авантюризмом молодых, малообразованных, но состоятельных и в какой-то мере романтичных людей. Можно было хоть сейчас раскрыться, поставить его в дурацкое положение, посмеяться и послать. Но он искал Соляную Тропу и готов был вкладывать деньги не из спортивного интереса…

Между тем шел уже двенадцатый час ночи, и Палеологов, сидящий напротив, вроде бы заснул, откинув голову на дверцу шкафа, — успокоился, что подрядил настоящего кержака, или тоже прикидывался?..

Космач пересел к аспирантке — предводитель не шевельнулся.

— Тоже приема ждешь? — поинтересовался.

— Я была у него, — безрадостным шепотом вымолвила она. — Дежурю тут, на дверях…

— Тяжело тут тебе?

— Иногда кажется, с ума сойду… Люди приходят какие-то неживые, запах смерти — не вынесу.

— А ты молись, читай «Отче наш» про себя.

— Читала, не помогает… Вы тоже устали?

— Ничего, я привычный.

— Идемте, покажу место, где можно прилечь и отдохнуть. Академик очнется неизвестно когда…

— Тихо, человека разбудим… Пошли, показывай.

Когда выходили из передней в зал, Палеологов остался в прежнем положении. Аспирантка наугад, в темноте, прошла в какую-то боковушку и открыла дверь.

— Вот здесь тахта…

Космач взял аспирантку за руку, усадил рядом с собой.

— Ты знаешь, кто я?

Она смутилась, в сумеречной комнате взгляд ее показался обиженным и пугливым.

— Я вас боюсь…

— Нет, ты мне скажи, тебе известно, кто я и откуда приехал?

— Сказали, ученый…

— Слушай меня. Ни под каким предлогом не говори этому господину Палеологову, кто я на самом деле. И Лидию Игнатьевну предупреди. Для него я — кержак из Архангельской области.

— Мне сказали, вы откуда-то с Урала, что ли…

— А ты скажи, кержак архангельский.

— Не понимаю… Кто кержак? — Она была еще и бестолковой…

— Я! Я кержак. Приехал из деревни. Скажешь так, если вдруг спросит.

— Я ничего этому… господину не скажу, — вдруг заупрямилась аспирантка.

— Почему?

— Он хам и наглец! Его никто не звал.

— Что же не выгоните? Она смутилась.

— Не знаю… Будто бы Мастер хорошо о нем отозвался. Будто он всегда говорит правду, как божий человек… Я точно не знаю, Лидия Игнатьевна так сказала.

— Ничего себе! Я думал, проходимец и авантюрист.

— Я тоже так думаю… Но академик спрашивает о нем, когда приходит в себя, а мы не знаем, что делать.

— Хорошо, иди, а я подремлю тут.

Он вытянул ноги, расслабился и вроде бы начал дремать, как вдруг в зале послышались торопливые шаги и легкая суматоха,

— Академик очнулся! — сообщила секретарша. — Идите к нему!

В зале уже стоял Палеологов, перекрытый спиной аспирантки. Смотрел и улыбался, словно готовился задать каверзный вопрос.

— Принесите-ка мне хомут! — приказал Космач.

— Какой… хомут? — опешила Лидия Игнатьевна.

— Да на улице, возле двери прикопанный! Токмо живо!

— Леночка, спустись вниз и принеси, — распорядилась она.

— И сюда к нам не суйтесь! Караульте, чтоб близко никто не подходил!

Космач раскрыл дверь в кабинет и чуть не задохнулся от запахов; пришлось втягивать воздух ртом и очень осторожно, чтоб не тошнило. Цидик лежал неподвижно, с закрытыми глазами, и напоминал мумию.

— Мартемьян, — даже не шевельнув губами, проговорил он. — За мной пришел…

— Моя фамилия — Космач, — представился вошедший. — Юрий Николаевич.

— Да, помню… Я не обознался. Очень похожи на Мартемьяна… Прошу, садитесь.

Подозрение, что слова академика — бред, тут же улетучилось. О его памяти и способностях складывали легенды, говорили, будто академик наизусть читает летописный свод «Повесть временных лет», умеет одновременно говорить, слушать и писать.