Сергей Алексеев - Покаяние пророков

Она не ждала ответа на свой вопрос, вздохнула тяжко, достала из котомки тоненький свиток бересты, развернула, разгладила и стала писать, точнее, выдавливать значки спицей для вязки носков. Комендант не утерпел, заглянул через плечо: какие-то крючки хвостами вверх и вниз, параллельные насечки, вилюшки — филькина грамота.

Все письмо уместилось в четыре строчки.

Он не стал ждать автобуса и поехал в Северное на попутном лесовозе. И лишь по пути вспомнил, что не отдал боярышне паспорт, а самое главное, не спросил, зачем она обрезала жеребцу хвост и гриву. А сделала это она потому, что только ее поведение не поддавалось никакой логике.

Как человек искушенный и многажды битый, он на чудеса не надеялся и по дороге прикидывал новые варианты освобождения Космача. Вспоминал своих бывших начальников из контрразведки, людей, когда-то влиятельных и всемогущих, но все упиралось в десятки вопросов. Жив ли кто из них? И если кто жив, способен ли что сделать? А если, как он, сидят в глухих деревеньках, объявленные столпами тоталитарного режима? Кое-кого разыскать можно, да ведь самому ехать надо, сколько времени уйдет…

В поселок он приехал поздно вечером, разыскал дом местного егеря Савелия Мефодьевича, и прежде чем войти, пару кругов нарезал, проверяя, нет ли хвоста. Хозяин уже спал, встретил настороженно и пока не получил весточку, за порог не пустил. Потом свечку зажег, развернул берестинку, прочитал каракули, тут же ее поджег и в печь бросил.

— Обожди тут, — сказал. — Сейчас приду.

Ушел во двор и вернулся только минут через десять, принес кожаный мешок в хозяйственной сумке, не очень большой, но увесистый. Ни слова не сказал, насыпал для вида сушеной рыбы и вручил.

— Автобус завтра в шесть, приляг тут на лавке. — Бросил полушубок. — Гляди, не опаздывай. Кланяйся от меня.

Лег на кровать и почти сразу захрапел.

Комендант догадывался, что лежит под рыбой, и до утра глаз не сомкнул. Утром встал пораньше, собрался и вышел на цыпочках, чтоб не будить хозяина. По дороге на автовокзал не вытерпел, забрел между поленницами дров возле кочегарки, присел, будто по нужде, и развязал шнурок на мешке. В нем оказалось три разных по размеру кожаных кисета, набитые плотно и перевязанные тонкими жилками. Он распутал узлы только на одном, растянул горловину — добрая пригоршня монет, пересыпанных древесной трухой, вероятно, чтоб не терлись. Другие мешочки лишь прощупал, спрятал все назад, засыпал сверху рыбой и сразу пожалел, что не взял обрез.

Теперь бы только «нарком» приехал да пошевелился, чтоб золото на деньги обменять и поскорее выкуп заплатить!

Утренние пассажиры были сонные, на Коменданта никто внимания не обратил, так что доехал благополучно и для порядка на мочевую точку зашел позавтракать, а заодно попросил телефон, чтоб в город позвонить. Раз пять набирал номер Артема Андреевича — никто не отвечает, будто вымерли. Расстроенный, без всякой осторожности пошел в деревню: наблюдатели днем наверняка теряли активность и отсыпались где-нибудь.

Ни в Холомницах, ни возле дома Космача ничего особенного не заметил. Конь ржал, так ведь непоеный и некормленый со вчерашнего дня, хорошо, двери не съел…

Не заходя в избу, сразу проскользнул в конюшню, оттолкнул жеребца от двери.

— И что орешь, дурень? Сейчас вернусь, и будет тебе всего вволю. Хозяина твоего выручим, вот что главное!

Он радовался сам и ждал ответной радости, однако боярышня кинулась к нему чуть ли не в ноги, не поздоровалась, не поклонилась.

— Слава Тебе, Христе Боже наш! Вернулся!

— А что бы это я не вернулся? — довольно спросил Комендант. — Или подозревала, убегу с золотом твоим?

— Сегодня ночью будто громом поразило! Беда пришла, совсем близко! Подумала, тебя по дороге ветрели да схватили.

— Как раз! У них хваталка еще не выросла, чтоб меня брать!

— Все одно, чую… Они где-то рядом! Помолиться бы, но не могу из-под земли. Вот был бы где тут поблизости камень намоленный, побежала бы, встала и молилась. Услышал бы меня Господь и отступила беда. А нынче кто меня слышит? Будто в могиле я…

— Это у тебя от подземной жизни, — успокоил больше самого себя. — Главное, я приданое твое привез, обменяем на доллары и выкупим Космача, раз по-другому нельзя. А вернется Юрий Николаевич, и радость к тебе вернется!

— Ох, тревожно мне…

— Заждалась ты, засиделась, боярышня. — Комендант говорил весело. — Но ничего, рано утром выйдешь на волю, я скажу когда. И поглядишь: весна кругом, и какая ранняя. Ручейки бегут и солнышко доброе, быстро снег сгонит. Становись где хочешь и молись без всяких камней. Хлопот много, а то я бы сводил тебя за деревню, там один косогор есть красивый. Бывало, приду туда и счастья на целый день. Одно время я жил там тайно, пещерку в угоре выкопал и неделями ночевал. Днем по лесу хожу да по берегу и все слушаю, слушаю. Иногда чайки прилетают и поют. Люди говорят, мол, ничего хорошего, разве это песни, галдеж да крик. Оно и верно, здешние чайки речные, мелкие, не то что океанские…