Сергей Алексеев - Покаяние пророков

Еще ничего не было достигнуто, но их уже изучали, определяли потенциальные возможности и держали под наблюдением. Стоило какой-либо из существующих партий почувствовать даже теоретическую силу, а значит, и угрозу, как немедленно началось бы устранение конкурента любыми средствами, от внедрения своих людей до провокаций.

Первый тревожный сигнал нарушения табу прозвучал, когда предводитель втайне от Землянова начал розыск автора диссертации и под видом ученого из провинции явился к самому академику Барвину в ЦИДИК. Об этом не знал даже Гален, информация пришла от одного доверенного и влиятельного ученого.

Можно было осадить единомышленника, жестко поставить на место, но самолюбивые мутанты всякое одергивание принимали за личное оскорбление. Глеб Максимович нашел подходящее издательство, заплатил деньги из своего кармана, поскольку имел собственные источники доходов, и выпустил «ничью» диссертацию в виде монографии под именем Палеологова.

У трапа самолета ждала машина с руководителем петербургского отделения Собрания и двумя телохранителями. Никто кроме Землянова еще не знал о событии, произошедшем сегодняшним утром, поэтому поздравлений не было, дорогой поговорили о текущих делах, потраченных деньгах и погоде. В Питере светило редкое для марта солнце, таяли сугробы и поперек асфальта бежали ручейки, но в этот раз не манило побродить по местам детства. С воскресением Автора наступал совершенно новый период, и Палеологов испытывал редкое и сложное чувство успеха и поражения одновременно.

За прошедшие два года, как опубликовали диссертацию, он привык к своему авторству. Он настолько глубоко изучил текст, что мог на память цитировать целые куски; чужие слова так прочно укладывались и врастали в сознание, что он непроизвольно начинал верить, будто все это действительно вышло из-под его пера. Лишь узкий круг в дворянском собрании знал правду, остальные воспринимали предводителя как автора, в том числе и отец. Землянов зорко следил, чтобы ни один экземпляр напечатанного труда не попал в чужие руки.

Оспорить авторство могла ГУРА, где теперь работали люди, знающие Космача, и где оставался экземпляр диссертации. Раскрыть настоящее имя, спрятанное под номером 2219, мог ЦИДИК.

Или сам Космач.

Но карманное ревизионное управление премьера сидело в глубоком подполье и в скандалы не ввязывалось по конспиративным соображениям, академик Барвин умер, а его центр исторической цензуры находился в предсмертном состоянии: согласно завещанию, его тихо упразднили.

Истинный автор теперь находился под полным контролем.

Палеологов был реалистом, и мысль, что когда-нибудь придется раскрыться, расстаться с авторством, преследовала его постоянно. Присвоение чужого труда не было самоцелью, но сейчас он вдруг почувствовал, как трудно ему будет снять свое имя с монографии, ибо утрачивалось не само авторство, а нечто большее — роль основоположника, теоретика Третьей династии.

В квартире Землянова они встречались только в исключительных случаях, и, как понимал предводитель, это было особой формой поощрения. Строгая конспирация и меры безопасности не позволяли подъехать к дому, и прежде чем войти в подъезд, телохранители пробежали по лестнице и перекрыли этаж, на котором жил Глеб Максимович.

Предводитель любил бывать у него. В советские времена полномочные послы пользовались льготами, вредными для советского человека, тащили из-за границы буржуазные предметы роскоши, благо посольский груз на таможнях не открывали, и загнивание общества началось, пожалуй, с них. Например, у барона Галена дома от бесполезного барахла было не развернуться, даже в коридоре стояли французский электрический камин и два английских кресла-качалки, возможно, являя сокровенный мебельный идеал хозяина, который занимался в капиталистических странах организацией коммунистических движений, дабы разложить загнивающее общество изнутри.

У Землянова все выглядело иначе. Огромная квартира была наполнена редкостными старинными вещами со всего света, по которым, как по карте, можно было изучать географию, освоенную хозяином, и его пристрастия. Человеку суеверному и мнительному, в таком доме стало бы не по себе. Скорее всего, большую часть жизни Глеб Максимович увлекался религиями самых разных народов, собирая предметы культа и магии. Ритуальные маски, одежды и бубны алеутских шаманов, волшебные посохи, засушенные головы представителей диких племен, кривой ятаган со славой меча-кладенца, магические кристаллы и камни, индейские скальпы, топоры палачей, головные уборы колдунов-инков и еще множество всякой чародейской всячины.