Ирина Дедюхова - Последний дюйм

Жили-были, значит, мать с дочкой. Вернее, дочка жила, а мать просто была. Потом у дочки с ее мужиком заминка какая-то вышла, разругалися они там чего-то. Вот дочка забрала свой лаптоп, да к матери свалила обратно. Хотя матери-то она наоборот обещала, что более уж не вернется, как бы с намеком, что теперь мамаша должна об устройстве своей жизни подумать, не все же бытием сознание определять. А тут — здрасте! Причем тот-то, ну, бойфренд, с которым эта дочка жила, и не звонит даже! Прощения не просит, в ногах не валяется, будто так и надо. Сволочь.

Такая тут тоска на дочку накатила! Зарыдала она белугою, упала на диван травинкой скошенной… Мать на кухни выбегает, сигарету потушить не успела даже. Подходит к дочке, а та — мычит только в дикой депрессии. Ну, дела! Мать, конечно, хотела как-то дочку утешить. Все-таки дочка, а не чухонь посторонняя. Стала ей поучительные истории сказывать о том, какие вообще дела-то в жизни бывают. Стоит ли, мол, так заранее убиваться? Дочка как понаслушалась этих дел, так сразу замолчала, повернулась носом к стенке и уставилась в велюровую обивку, не мигая. Мать тогда совсем испугалась! Хотя уж к своему-то сороковнику могла бы сообразить, что не все дела можно вот так, с размаху на молодежь зеленую вываливать. Какое-то уважение должно оставаться у молодежи к старшему поколению?.. Дела-а…

Таким вот образом отстрадали они с вечера до полуночи, а потом уснули от усталости. Ранним утром сама собою стукнула им в головы одна общая мысль: «Сглазили!» Все точнехонько сходилось — все! Они даже догадалися, кто приблизительно такое над ними мог сотворить. Там особую догадливость даже напрягать не стоило. Просто мать спросила дочку: «Ты догадываешься, кто бы это мог сделать?» А дочка сощурила глаза и только кивнула в ответ, мол: «Даже сомневаться не моги!»

Про ту стерву глазливую, о которой мать с дочкой разом подумали, рассказывать — только время даром переводить. Она даже в нашем подъезде мужчину одного сглазила. О ней, чем меньше говорить, тем меньше сглаза будет.

Однако заметить следует, что это семейство, о котором разворачивается наше эпическое повествование, отродясь каким-то несчастливым по всем параметрам оказывалось. Вот хоть взять такой незначительный параметр, как фамилия. Вроде, нет никакой разницы, к примеру, если у вас фамилия Редькин или Водкин. Просто в обществе дополнительное веселье сразу намечается: «Водкину больше не наливать! А Редькину — редьки не доложили!» И всем весело, вы чувствуете себя центром общества, душой компании.

Но если у вас фамилия Винкерштейн, а маму зовут Белла Юрьевна, да ежели папашу вашего звали не как-нибудь Вася-Миша, а Рудольфом, то тут сразу какой-то перенапряг получается. Все присматриваются к вам искоса, соображают, как лучше-то себя проявить. Отсюда всеобщая неловкость возникает, тягостные для всех паузы в разговоре. Согласитесь, что такая фамилия заранее предъявляет завышенные требования к окружающим. Как себя вести с Редькиными — все знают, а вот что может иметь за пазухой некто Винкерштейн — большой вопрос. Не любят еще угадывать такого рода загадки в нашем обществе, не научилися пока подобные ребусы ценить. И что обидно, вот за глаза — соловьем разливаются: «Сегодня, знаете, кого видел? Алку Винкерштейн! Она всем привет передавала!» А как заходишь куда-нибудь в помещение, где обычно народ ошивается, все сразу замолкают и только глядят так, будто у тебя шов на юбке сзади разошелся. Деревня форменная, сельпо! Будто никогда Винкерштейнов не видели.

Хотя мамаше-то, Белле Юрьевне, еще гаже в жизни с фамилиями пришлось, чем Алле Рудольфовне. Изначально ведь у нее вообще была фамилия Пупырышкина. Как скажут: «Белла Пупырышкина!», так ведь родную мать хочется голыми руками придушить. Конфликт поколений, называется. Вот Белла Юрьевна за Рудика Винкерштейна и зацепилась по молодости. Она-то думала, что с его фамилией ей щи гуще достанутся. Просчиталась, конечно. Сам Рудик привык с малолетства за свою фамилию по соплям получать, смирился с обстоятельствами, а потом и вообще спился на этой почве. А Белла Юрьевна даже в свои сорок с хвостиком все продолжала на что-то надеяться. Тем более, что Рудик, когда Алка в пятом классе училась, ушел к одной женщине по фамилии Бирабизян… Короче, ничего определенного о связи личного счастья с фамилией сказать нельзя. Ее можно только интуитивно нащупать.

Н-да… Так вот о сглазах, собственно, речь-то. Сглазы нормальные люди сами с себя не снимают и на себе самих чужие болячки и коросты не показывают. Сглаз — профессионального подхода требует.