Алла Горбунова - Вещи и ущи

как-то нежаркой и густой июльской ночью она, распустив длинные чёрные волосы, гуляла по пустырю в районе Новоизмайловского проспекта, недалеко от своего дома. пустырь был небольшой, но приятный. были там и пивные банки, и шины, и использованные презервативы, и пара шприцов, и чёрный, покрытый ряской крохотный прудик, липкий и омерзительный, словно сперма чёрта-рукоблуда. девочка помочилась в зарослях рядом с прудиком, затем подошла и заглянула в воду. она хотела увидеть своё отражение — образ мистической принцессы, госпожи пустырей и загаженного урбанистического ландшафта. ведь ландшафт всегда алчет и порождает своего хозяина, будь то Лесной Царь или Чикатило.

итак, девочка заглянула в пруд — и увидела там рёбра. рёбра чуть выдавались из воды, на них весели небольшие лохмотья сгнившей плоти. девочка задумалась. она отломила длинную ветку осины и стала ей ковырять рёбра. приподняла веткой скопившуюся на них слизь, попыталась подогнать их к берегу. рёбра не подгонялись. сил девочки не хватало. — а ведь его ищут, — думала девочка, — давно объявили пропавшим без вести. обзвонили все больницы и морги. так и не нашли. девочке стало жалко родственников рёбер. — можно уйти, — думала девочка, — уйти и забыть. жить дальше, как будто ничего и не было. а он останется здесь, неупокоенный, незахороненный, нашедший свой последний приют в этой мутной воде, вероятно, убитый и брошенный убийцами в воду, чтобы избавиться от тела. девочка решила проявить принципиальность и достать труп во что бы то ни стало.

она вышла на проспект и долго стояла на перекрёстке, всматриваясь в немногочисленных пьяных прохожих. наконец белобрысый пошатывающийся мужичок с синим лицом удовлетворил её внутреннее чувство.

— пойдёмте со мной, — сказала девочка.

— куда? — удивился мужичок.

— на пустырь.

— зачем?

— там труп, — пояснила девочка, — он утоплен, и я не могу сама его выловить.

мужичок пошёл, но шёл он так плохо, что девочке пришлось вести его под руку. они дошли до прудика. рёбра были на месте. худо-бедно мужичок с помощью большущей отломленной ветки сумел пригнать рёбра к берегу. вместе с рёбрами вырисовался и остальной скелет. это была большая собака.

— девушка, а зачем вам это было надо? — спросил мужичок, — вам любопытно было?

— нет, — ответила девочка, — я хотела помочь. теперь уходите.

мужичок растерянно смотрел на девочку, не зная — предложить ей то, что было у него на уме, или не стоит. девочка, в чёрном длинном платье, с распущенными чёрными волосами царственно стояла в свете щербатой Луны, кривых деревьев и чахлых кустов. внутренним чувством мужичок понял, что она здесь хозяйка, и не посмел. пошатываясь, побрёл обратно в сторону проспекта.

девочка села на берег прудика. в уме она сочинила простую молитву за душу собаки. «Бог, упокой мёртвую собаку и пусть ей будет хорошо», — бормотала девочка. потом она пошла домой и легла спать, близился рассвет.

девочке приснилась огромная белая собака. она смотрела на девочку благодарными человеческими глазами, потом махнула хвостом и побежала вдаль по покрытому цветами склону холма. над холмом сияла огромная переливающаяся радуга, состоящая из миллиарда разноцветных воздушных капелек, такая яркая, что трудно и странно было на неё смотреть маленьким, бедным глазам девочки, привыкшим к темноте.

Лежат рысёнок и зайчик, у них любовь, зайчик обнимает рысёнка. Рысёнку хорошо, мур-мур-мур, и вот зайчик его спрашивает: «Отчего, рысёнок, ты так загадочно улыбаешься, как будто знаешь то, чего я не знаю?» — «Я знаю то, чего ты не знаешь, зайчик, — ответил рысёнок, — но не проси меня, я тебе не скажу». — «Скажи мне, рысёнок, я тоже хочу это знать», — просит зайчик. «Кое-что я знаю, зайчик, но не проси меня, я тебе не скажу». Тогда зайчик говорит рысёнку: «Если любишь меня, скажи». — «Ну ладно, — ответил рысёнок, — если уж ты так этого хочешь, я скажу тебе. Я знаю то, что знают все рыси и не знает ни один зайчик. Я знаю, каковы зайчики на вкус».

Круг зацвёл алыми цветами, треугольник — синими, а квадрат — белыми. В молодой траве вздымаются дьявольские вилы — оптическая иллюзия, невозможный трезубец, триединая пойут. Ползут гадюками в траве ленты Мёбиуса, и подростки распивают пиво на берегу пруда-додекагона из бутылок Клейна. Утончённы формы цветов: венчик одного — псевдосфера, стебель другого тянет вниз тяжёлое золотое суперяйцо. Бесконечная лестница с литографии Эшера нашла здесь себе место, как и брейгелевская сорока на виселице, имеющей форму невозможной фигуры. «Дороги к виселице ведут через весёлые лужайки» — повеселимся же пока под сенью акации-трапеции, прогуляемся в тени тетраэдров и октаэдров и поклонимся расположенному в центре сада, объединяющему точку, линию, плоскость и пространство, царственному Тетрактису.