Александр Потемкин - Человек отменяется

Архитектор, поколебавшись, пустился ему вслед. Мимо пронеслось «Пежо», обдав обоих брызгами. Не реагируя, они прошли под проливным дождем до 15-й больницы. Молчание прервал Семен Семенович:

— Мой француз должен сюда прийти, — он уныло взглянул на зеленое здание клиники. — Это мужчина, с которым я хотел вас давеча познакомить. Кстати, что смутило вас в том клубе, из которого вы лихо улизнули? Обшарпанное помещение или затрапезный вид академиков?

— Обсуждались темы, совершенно меня не интересующие. После знакомства с вами я будто потерял вкус к жизни. Особенно к политике, да и к истории. Кем были прежде якуты, марийцы или тувинцы, а также все другие этносы, мне абсолютно все равно. Я-то знаю, что все произошли от одного прародителя. Я, Семен Семенович теперь озабочен будущим. Можно сказать, заболел им. И предполагаю, что именно вы заразили меня. Но этим я нисколько не огорчен. Если ваши академики станут обсуждать проблемы такого характера, то буду просить вас взять меня с собой.

— У меня и француза сейчас рандеву со здешним патологоанатомом. Весьма интересный малый. Мне хотелось принять участие в дискуссии о путях нашего главного исследования, поэтому я сюда направился. Я не стал бы возражать против вашего присутствия. Что скажете?

— Спасибо за приглашение. Я, сказать честно, даже немного робею. Шутка ли, разговор таких людей и на такую тему послушать.

— Ну, тогда за мной. — бросил Семен Семенович.

В заваленном книгами, журналами и пачками пожелтевших записей ординаторской прозектуры сидели за столом двое мужчин в несвежих халатах. Перед ними стояли самовар, блюдце с вафлями, сахарница и фаянсовые кружки. Мужчины пили чай, когда в кабинет вошли промокшие гости. Химушкин, переводя дух, нервно спросил:

— Что, уже начали?

— Нет-нет, ждали вас. Гоняем чаи, — ответил господин в очках.

— Ну, слава богу, француз часто опаздывает, а тут раньше меня появился. — Семен Семенович снял верхнюю одежду, скинул булькающие ботинки и кивнул Дыгало — дескать, тоже снимай с себя все промокшее. — Скажи, пожалуйста, Мишель, не ты ли пару минут назад окатил нас на Пироговке? Правда, хм-хм, мы от этого мокрее не стали. Дождь льет с таким напором, что, кажется, над Москвой повисло Балтийское море, а его дно словно разверзлось над городом.

Сидевшие за столом согласно улыбнулись. Молодой человек не сразу понял, кто из них француз, а кто патологоанатом.

— Нет, я приехал на такси, — сказал господин с коротко стриженными седыми волосами. Он свободно говорил по-русски, но произношение выдавало иностранца.

— Хочу представить вам нашего юного приятеля, — Семен Семенович выжидающе взглянул на спутника.

— Дыгало, Виктор Петрович, — поклонился тот и после короткой паузы добавил: — Архитектор.

— Мишель Бюсьер, журналист. Рад знакомству! — тон француза был доброжелательным, а взгляд — холодным и недоверчивым. Только тут Виктор Петрович пригляделся к нему: серо-голубые внимательные глаза, смуглая кожа, крупный нос, длинный острый подбородок. «Неужели это и есть типичный француз? Мне казалось, они мягче. А у него такой решительный вид бунтаря, словно он готов ради своих убеждений разделить участь Робеспьера! — мелькнуло в голове у молодого человека. — Этому делу как раз такие личности нужны. Иначе главнейшую проблему не решить! Мишель совершенно не похож на западного журналиста. Его баррикады ждут, а не заметки о работе Думы или тенденциях в современной моде!

— Леонид Андреевич Раздуваев, врач, — неторопливо представился тучный мужчина, приглядываясь к Виктору Петровичу, который про себя недовольно подумал: «Чего это он меня изучает?» — Присаживайтесь, господа, к столу. Угощайтесь. Мысль, возникшая у меня этим утром, может, и не новая. Впрочем, все новое — хорошо забытое старое. Так что мысль, вполне возможно, не моя, а давно прочитанная у кого-то, оставившая след где-то в глубинах разума. Поэтому готов к беспощадной критике. Но с уверенностью заявляю: чтобы наконец приступить к работе, необходимо определить основу исследования. Уж очень все общо: смоделировать существо будущего. Это почти то же самое, как если бы Юрий Долгорукий, основав в Х11 века Москву, поставил приближенным новую задачу: спроектировать реактивный самолет, чтобы использовать его по маршруту Москва — Константинополь. На него смотрели бы как на больного! Меня интересует наш проект, но главный вопрос — с чего начать. Кто научный руководитель? У каждого из нас свои соображения на этот счет. Так вот, чутье подсказывает мне, что каждый должен пойти своим путем. Не озираясь на коллег, необходимо исследовать проекцию будущего. Она будоражит сознание каждого участника этих опытов. Меня увлекают идеи русского исследователя Бориса Диденко. В своей монографии «Цивилизация каннибалов» он убедительно доказывает неоднородность нынешнего человечества. Существование в нем как бы двух различных видов, идущих от двух разных предков. Один тип — это суперанималы, сверхсильные животные, нелюди, до сих пор несущие в себе мощный импульс злодейства и коварства. К ним близки суггесторы, изворотливые, готовые на любое преступление. Второй тип — это неоантропы. С потенциалом нравственности и творчества. К ним примыкает тип диффузный, переходный, подверженный доброму внушению. Мне хотелось бы получить точные методики их опознания и сортировки. И уж тут я не остановился бы перед самыми крайними мерами селекции, оздоровления и совершенствования человека. Вплоть до того что если вредный вид не подался бы генетической коррекции, я бы нашел решение истребить его полностью и окончательно.