Анна Лихтикман - Поезд пишет пароходу

…

— Он совсем не заботится о тебе! Он водит тебя на взрослые фильмы, которые интересны ему самому! — говорила мама. Это было правдой. Родители теперь были в разводе, и они с отцом, встречаясь лишь по выходным, иногда шли в «Кипарис». Цунами видео уже затопило весь мир, шелестя пленками дешевых кассет, но здесь это никак не ощущалось. В «Кипарисе» показывали качественное широкоформатное кино.

Первые кадры… Они врываются в твою жизнь, как грабители. Они говорят громко и требовательно. Они раздражают. Ты сопротивляешься этой яркости, громкости, резкости, но почему-то не уходишь. А потом все исчезает. Остается лишь чужая история, которая теперь тебе интересна, и ты добровольно отдаешь все, что у тебя в карманах.

Когда фильм заканчивался, зрители выходили через боковую дверь. Это было несправедливо. Их тихонько выпускали сразу же на улицу — из бархатной коробочки кинозала прямо на тротуар, словно бедных родственников или попрошаек. Как ослеплял солнечный свет! Как резали уши автомобильные гудки! Они шли понурой колонной, почти не переговариваясь, и с каждым шагом фильм расплескивался — с этим ничего нельзя было поделать. Дойдя до угла здания, они вдруг замечали другую колонну. На входе в кинотеатр стояли веселые нарядные люди. Они собирались войти в фойе «Кипариса». Через несколько минут начнется новый сеанс, и все повторится. Веселая очередь с любопытством посматривала на выходящих, пытаясь по их лицам понять, хорош ли фильм, и те приосанивались. Они делали непроницаемые лица. Они не хотели разбалтывать ничего. Они уже были сообщниками.

Когда она пошла изучать веб-дизайн, а вовсе не кино, как многие ожидали, отец ее похвалил, но что-то в его похвале ее уязвило. Непонятно было, рад ли он тому, что она идет по собственному пути, или тому, что теперь не должен за нее отвечать.

…

Денег, отложенных на ее учебу, хватало на университет и на оплату съемной квартирки, но на жизнь уже не оставалось ни шекеля. В первые годы она успела сменить пару работ: зимой устраивалась куда-нибудь официанткой, а на летних каникулах вела кружки в детском лагере в их же кампусе. Но вот на третьем курсе с зимней работой как-то разладилось. Она никак не могла войти в ритм. Подработки постоянно срывались.

В один из дней она шла по Яффо, поглядывая на двери кафе, где часто вывешивались объявления о поиске официанток, и неожиданно встретила Зива, старого друга отца. Зив был не похож на остальных отцовских друзей. Он не имел никакого отношения к богеме; в последние годы он заведовал одним из отделений полиции. Мага увидела, как сильно он изменился. Зив уже почти не отличался от стариков, сидящих в эти часы за столиками уличных ресторанчиков. Куртка и джинсы словно умышленно отстают от текущей моды на несколько тактов, в руке — сложенная газета.

Зив сообщил, что уже полгода как вышел на пенсию, жена со скуки выучилась на консультанта по фен-шую, но клиентов пока нет, и она взялась перестраивать их собственную квартиру.

— Сейчас там вскрыли пол. В моей комнате — Буря в пустыне [1] Операция «Буря в пустыне» — часть войны в Персидском заливе 1990–1991 гг., операция, в ходе которой был освобожден Кувейт и разгромлена иракская армия. , вот я и сбегаю. А ты чем занимаешься?

Мага рассказала, что ищет работу.

— Официанткой? Тебе это подходит?

Мага пожала плечами:

— Я и квартиры иногда убираю. Что я могу поделать… Нужны деньги.

— Но неужели…

Мага догадалась, что он хотел спросить: «Неужели отец не мог подыскать тебе работу получше?» Мага не разговаривала с отцом уже несколько лет, но не объяснять же все это Зиву. Впрочем, он и сам, кажется, откуда-то знал.

— А давай-ка я спрошу в одном учреждении? — сказал Зив. — Может, тебе и найдется работа преподавателя.

Мага с радостью согласилась, и они распрощались. Она стояла одна на широкой улице, плавно уходящей вверх, и смотрела, как квадратная фигура Зива удаляется. Вокруг были деревья и дома; на них словно навели резкость. Странный эффект, наблюдаемый в зимнем Иерусалиме, который так отчетливо виден, так бел и пуст, для того, кто оказался на этих улицах в одиночестве.

Полицейские продвигались вперед черной гроздью, словно сцепленные чем-то невидимым, и мне ничего не оставалось, кроме как сделать беззаботный вид и идти прямо на них. В городе было напряженно, ожидались теракты, и наряды полиции дежурили на каждом углу, а я этого не учел. Выглядел я, конечно же, подозрительно. Я два дня не мылся, на лице — щетина, а на руке — синяк от капельницы, обведенный черной рамкой грязи, налипшей на остатках больничной клейкой ленты. Стоило полицейским попросить меня снять куртку… Да что там — им достаточно всего лишь увидеть мои зрачки, чтобы понять, что я их клиент. Пусть я и не террорист, но если они проверят данные и выяснят, при каких обстоятельствах я попал в больницу, то передадут меня соседнему отделу. Я шел, глядя себе под ноги, чтобы выражение пешей скуки на моем лице было более убедительным.