Мария Амор: Скажи «Goodbye»

А вернулась не потому, что устала от последующих голливудских неудач или надоело вытирать столики в пиццерии, — нет, здесь, в Израиле, ей тоже по возвращении пришлось довольно долго подрабатывать в бутике, — а потому, что в Лос-Анджелесе у нее не было ни единой близкой души, все люди в шоу-бизнесе — законченные эгоисты, занятые только собственной карьерой и своими личными шансами на успех. Саша так устала в Америке от одиночества и собственной незначимости, что с огромным облегчением вернулась в Иерусалим, где жили все ее родные и масса друзей, где ее знали, ценили и любили.

Тогда- то она и познакомилась с Мурой. Мурка в ту пору начинала свою карьеру журналистки-репатриантки из России, которая пишет на иврите и печатается на страницах ивритской прессы. Этот феномен по тем временам был настолько любопытен, что Мурке оказалось достаточно мало-мальски грамотно писать на иврите, чтобы заделаться штатным репортером газеты «Га-Ам» («Народ»). Мало кто обращал внимание, что она приехала в Израиль лет двадцать назад, еще ребенком, здесь окончила и школу, и университет. На Александру Мура набрела в поисках очередного сюжета для серии репортажей о нетривиальных успешных судьбах новых репатриантов. Интервью с Александрой де Нисс (бывшей Денисовой) со множеством фотографий, в том числе и хрестоматийными двумя профилями, красовалось в уик-эндном приложении самой уважаемой израильской газеты, и истеблишмент израильской моды принял Александру — сначала как курьез, а потом и как свою. А Сашка и Мурка сразу подружились: ближайший выходной они провели вместе, попивая пиво на Муркином балконе и рассказывая друг дружке про свою жизнь. В то лето Мура и Александра совершали бесконечные прогулки по Немецкой Колонии [2] Еще один старый и красивый район Иерусалима. и по Бакке, и ночи напролет просиживали, поджав ноги, на диване в маленькой гостиной, чередуя кофе с вином и заполняя пепельницы. С тех пор подружки стали неразлучными.

Александра допила кофе, потянулась и стала надевать кольца, цепочки, сережки и часы. В этот момент из мобильника донеслась мелодия муркиного звонка — «Болеро».

— Привет! Позвонила только отметиться. Говорить не могу — убегаю на встречу с Вайцманом, он меня ждёт, опаздывать неудобно, — и лучшая подруга спешно попрощалась, помчавшись освещать очередную встречу репатриантов с президентом страны.

А Сашка продолжала одеваться, не торопясь, ее глава государства не ждал, но если бы даже и ждал, то, разумеется, ждал бы терпеливо.

Рано утром позвонила Сара, секретарь редакции, зачитала пресс-релиз Сохнута, в котором красочно живописалось предстоящее посещение президентом государства школы-интерната, в которой учатся дети из России, и передала Муре поручение редактора посетить сие мероприятие, и сделать заметку в несколько строк: «Шмуэль просил вытянуть из Вайцмана что-нибудь интересное для нашего читателя».

Мура тяжко вздохнула. Подразумевалось, что читателю, естественно, никоим образом не интересно читать про учебу еврейских мальчиков и девочек, прибывших из России, а надо ухватить президента за рукав, и крепко держа его за пуговицу, выведать у него все, что он думает по поводу мирных переговоров и предстоящих выборов в Кнессет. В общем, обычное — пойди туда, не знаю куда, найди то, не знаю что. С одной стороны, Мурка гордилась тем, что печатается не в русскоязычном листке, тираж которого держится только на программе российских телепередач, а в настоящей, и к тому же «высоколобой» газете, зато здесь уж поганей ее был лишь редакторский кот. Немножко спасало то, что она — все еще экзотика среди журналистов-сабр, поэтому ей многое сходит с рук, и член совета директоров газеты Арнон взял над ней шефство. Она пришла в газету по его рекомендации — он был полковником в штабе разведки, где она служила после офицерских курсов. Благодаря ей, никто не может упрекнуть «Га-Ам» в надменном снобизме — о делах репатриантов в Израиле рассказывает читателям сама репатриантка. Правда, описывая новую жизнь в Израиле бывших российских граждан, приходится вынести немалое количество скучнейших торжественных приемов, но эти страдания немного облегчаются сознанием того, что их делит с тобой все руководство государства.

Мурка бегом бежала от остановки автобуса до самого входа в кампус молодежной деревни, и ей повезло: президент еще не прибыл, но уже царила всегдашняя суматоха, сопровождающая великих мира сего. Охранники установили воротца металлоискателя, оцепили территорию по периметру, газовый баллончик у Мурки, как всегда, отобрали, переполоханная девушка из пресс-секретариата Сохнута опознавала русскоязычных бедолаг, не имевших журналистских удостоверений, оживление царило вокруг Керен, бешеной корреспондентки «Последних известий» — самой крупной израильской газеты. Керен, сознавая свою важность, истошно требовала, чтобы никто другой из ивритских газет к президенту даже не подходил, а иначе, мол, ее газета не будет печатать этот материал. Мурка робко переминалась за ее спиной, сохнутские уже готовы были уступить припадочной корреспондентке, но тут возникла величавая дама из свиты президента и категорически отказала Керен в монополии на главу государства, удержав тем самым Иегуду из конкурирующих «Вечерних новостей», который был уже готов психануть в ответ и демонстративно покинуть мероприятие. Что касается русскоязычной пишущей братии, то на них израильским журналистам было наплевать. Керен поманила рукой Мурку, и приказала: