Василий Аксенов - Редкие земли

Ну, подписывайте те, кто Родине доверяет.

Присутствующие переглядываются. Змейкой проскальзывает общая мысль: да разве можно этой твари доверять? Вдруг Ашка Стратова легкой походочкой, руки в карманах курточки, проходит к столу. Вынимает правую, в которой зажато стило «Монблан». Давайте, я распишусь за корпорацию «Таблица-М»!

Лиха беда начало. Через несколько минут уже вырастает очередь. Ну теперь посмотрим, кто кого!

В тот блаженный летний сезон ЦК комсомола дерзнул устроить для Секретариата и актива (включая и девчат) двухнедельный отдых на острове Кипр. Никто, между прочим, тогда не знал, что популярный среди пьющих русских отечественный одеколон «Шипр» назван так как раз в честь этого острова; только полиглот Ген Стратов слегка чуть-чуть догадывался. Всем комсомольским вольноотпущенникам была дана на острове полная свобода — и все разбредались, кто группами, а кто и парочками, на наемных тачках, кто в Лимасол, кто в Ларнаку, кто в Пафос, а иные даже норовили пробраться за посты ООН в город-призрак Фамагусту. Ну купались за милую душу, ныряли с аквалангами, взмывали в безоблачное небо на парашютах, влекомых быстроходными катерами, а самые дальновидные между делом открывали первые в советской истории оффшорные банковские счета.

К таковым дальновидным относились, разумеется, и супруги Стратовы. Едва устроившись в своем полулюксе, они позвонили с данного острова на другой, где писал свои мемуары крупный деятель нашей партии, товарищ Кортелакс, то есть на остров Мальта.

«Вы, надеюсь, не с пустыми руками, ребята?» — спросил многоопытный летописец.

«Багаж небольшой, дядя Лев, но все-таки…» — с соцреалистическим задорцем ответствовала Ашка.

«А все-таки что там у вас, в багаже-то?»

«Ну чемодан, ну два рюкзака, ну дипломат».

«А сколько там у вас, в дипломате-то, один или два?»

«Полтора, дядя Лев».

«Ну для начала неплохо. Тогда, значит, запиши телефон моего дружка Василиу Ваксенакиса, греческого патриота, то есть киприота. Полагайтесь на него, как на меня».

«То есть с осторожностью, дядя Лев?» — невинно осведомилась деловая женщина.

Хрящ, значитца, расхохотался и так, расхохотамшись, попросил передать трубку Гену. «Ну и девка у тебя, Генчик! Вот бы мне такую в дочки. Или просто в партнеры».

«А мы, между прочим, дядя Лев, к тебе собираемся. Вот и обговорим у тебя Ашкино партнерство».

«Неужели осчастливите старика?»

«Если старик нас осчастливит. Можешь устроить нам визы в Габон?»

«Без проблем. Это где такой Габон размещается? В Латинской, что ли, Америке?»

«Гораздо ближе, в Западной Африке. И в то же время дальше всех Америк. Там сейчас вдобавок к республике еще король такой правит по имени Ранис Анчос Скова Жаромшоба».

«Ну этого-то я лично знаю. Хороший мужик. Визы у вас в кармане».

К концу кипрских каникул Ген сказал комсомольцам, что им надо на несколько дней «смотаться в Габон» по вопросам бизнеса редкоземельных ископаемых. Те переглянулись и, конечно, дали добро. Как можно тормозить нашего собственного выдвиженца на пост самого последнего Первого секретаря Ленинского коммунистического союза молодежи, ведь в эсхатологическом смысле он нас всех выше на голову.

Полет из Ла Валетты в Либревиль с пересадкой в Лагосе прошел почти по расписанию. Увидев щелкающий под океанским бризом зелено-желто-синий флаг Габона, Ген положил руку на грудь Ашки, а та прикоснулась к его бедру. Страсть уже одолевала их, однако ночью в гостинице они не прикоснулись друг к другу: берегли свое чувство для вулкана.

Путь к вулкану лежал через Порт-Жантиль, куда можно было добраться либо по воздуху, на желто-зелено-синем гидроплане времен расцвета французской колониальной империи, либо по морю на небольшом кораблике той же эпохи, на носу которого, словно скульптура Сезара, стоял заржавевший зенитный пулемет. Выбрали, конечно, первый вариант — быстрей-быстрей к сладостному жерлу, прародине редкоземельных элементов и космической страсти. При подлете, однако, оказалось, что аппарат не может приводниться: бухта Порт-Жантиля бурлила под налетающими шквалами ослепительной безоблачной бури. Пришлось возвращаться в столицу и нанимать плавсредство. Капитан запросил неслыханную в этих местах сумму, тысячу баксов, и тут же ее получил. Потрясенный такой удачей, длинноносый, неопределенной этнической принадлежности капитан унесся куда-то в джунгли, перемешанные с металлоломом, очевидно, для того, чтобы где-то там зарыть десять сотенных, а вернулся, прыгая на одной ноге: очевидно, кто-то или что-то вонзилось ему в другую ногу. Во время шестичасового плавания у него разыгралась какая-то лихорадка, сопряженная с жутким вздутием стопы. Вдобавок к этим мучениями на борту начался бунт экипажа, то есть двух престарелых пиратов, мужа и жены, которые требовали у капитана половину щедрого русского гонорара. Стратовы сидели в своей крошечной каюте, а над их головами по палубе то и дело прокатывались волны наступлений и отступлений с матерными французскими проклятиями, со свистом каких-то ятаганов, с яростными взрывами пустых бутылок; огнестрельного оружия, кроме застывшего навеки зенитного пулемета, на борту вроде бы не было, иначе бунт, вполне осмысленный, но все равно беспощадный, не продолжался бы битый час.