Василий Аксенов - Редкие земли

Они обнялись, как брат и сестра. Обменялись невинными поцелуями.

«Надо все-таки попытаться все сохранить», — сказал Ген.

«Да-да, давай попытаемся», — согласилась Ашка.

«Ведь не может же быть, что все просто-напросто рассыпается в прах».

«Нет-нет, так быть не может».

«Ведь все-таки как-то так задумано, чтобы мы становились лучше; как ты думаешь?»

«Думаю, что все-таки мы должны становиться лучше. Иначе зачем мы здесь или там?»

«Я тоже думаю, что наш единственный смысл — это стремление к лучшему».

Ген сложил вчетверо листки с текстом ЭРБа и положил их в карман брюк.

«Мы будем с Максом постоянно мониторить Никодимчика. Спасибо тебе за все, родная».

Ашка взяла с ночной тумбочки щетку и причесала его в дорогу.

«Да-да, старайтесь его постоянно мониторить. Благодарю тебя за все».

Триста двадцать одна страница на компьютере iBook G4. Делаю бэкап и откидываюсь в кресле. Приближается финал, а я, как всегда, не знаю, чем все кончится, да и кончится ли это вообще. Недавно случилось мне в Херсонесе побывать на спектакле «Бог» по мотивам одноименного фильма Вуди Аллена. Вместо Манхэттена все разыгрывалось в руинах античного амфитеатра, и вся дюжина московских актеров была в древнегреческих одеяниях, за исключением потаскушки из Уфы, которая носилась по камням в мини и туфлях-шпильках. Действие было скорее спонтанным, чем хорошо отрепетированным. Публика изнывала после трех часов отсебятины и похабщины, а труппа все не знала, как кончить. Наконец кто-то вырубил свет, и все разошлись. Надеюсь, что у нас в романе все-таки не произойдет ничего подобного.

Читатель, должно быть, заметил, что автор, включенный в сюжет, в силу своего спонтана постоянно находится на грани самопровокации. Достаточно уже сказать, что оригинальное название «Тамарисковый парк», которое возникло в связи с задумчивыми прогулками по тамарисковым аллеям, через полсотни страниц было подвешено на крюке вопросительного знака и вскоре превратилось из титула сначала в название файла, а потом в первую главу. «Редкие земли» выскочили только после того, как число страниц перевалило за сотню, когда понадобилось заменить нефть и газ на что-то необычное и космическое.

Иные авторы, еще не начав писать, детально прорабатывают композицию. Наш автор-персонаж, с ходу, под настроение, наваляв десяток страниц, замечает «ну, повело!» и только тут спотыкается в раздумье. Смутная идея витает вокруг головы, не проникая. Вдруг вспоминаются 70-е годы. Молва приписывала ему авторство двух приключенческих детских книг, то есть дилогии. Многие тогда наседали: «А почему бы тебе не написать третью, почему не создать трилогию?» Он ухмылялся, но не отнекивался. А почему бы и нет? Почему бы не протащиться? Вот только создам полтора десятка основных опусов, тогда уж и за детское возьмусь. И вдруг спотыкаюсь в тамарисковых аллеях: пора пришла! Повело-кота-на-мыло!

Минуло тридцать лет, и тому герою сейчас сорок два. Тот мальчик, что появился на начальных страницах, не он. Это его сын, а сам герой… что он делает через тридцать лет? Как что, он сидит в тюрьме. Происходит изменение имен: Геннадий становится Геном, Наташка Ашкой, смешные Стратофонтовы становятся суровыми Стратовыми; давние персонажи будут отдаленными прототипами. Рушится социалистическая империя. Самораспускается комсомол.

С каждой страницей появляются новые лица, и вот наступает момент, когда автор отпускает вожжи. Он уже не в силах натягивать. Что можно ожидать от союза, который самораспустился? Разбежался от отсутствия идеологии-веры, от жажды баночного пива, денег и гражданского общества, в котором каждый ходит с неравномерно толстым бумажником, а лучше всех ходят те, у кого потолще. Каждый тянет в свою сторону, и автору ничего не остается, как стать одним из них, седлать осла и спать с почти реальной киноактрисой.

Сейчас, по прошествии трехсот двадцати одной страницы, нужно откинуться в кресле и сообразить, что происходит со строптивцами. Откуда, например, взялся тот, кого позднее назвали Пришельцем лишь за то, что глаза у него имели свойство иной раз выходить из орбит и висеть в пространстве, предваряя голову? Да и вообще, разве он кому-нибудь нужен, этот Макс Алмазов, который чуть не угодил в убийцы, но отшатнулся, чтобы стать Хранителем дитяти?

Ну вот еще пример. Как могло случиться, что преданная и единственная возлюбленная Гена превратилась в сущую Мессалину-Титанию? Мы вряд ли поймем эту трансформацию, если не вспомним их свадьбу в воздухе над Флоридой, когда перед парашютным прыжком у Ашки впервые мелькнула мысль об измене. Что касается Гена, какая нелегкая его занесла в Африку, что побудило его мечтать о повторении подвигов Альбера Швейцера, почему вдруг произошло резкое, как в баскетболе, движение с последующим прорывом и невозвращеньем, как случилось ему оказаться на полусекретной конференции по редким землям, да и вообще откуда они взялись, все эти иттрии, церии, самарии, неодимы, европии, тербии, лантаны, скандии, гадолинии, диспрозии, празеодимы, гольмии, эрбии, тулии, иттербии, лютеции и миш-металлы, да и вообще с какой целью они тут объявились, если только не с желанием переменить ось философского вращения; и почему тогда всплыл волшебный Габон?